Кровь и мёд

Лу только усмехнулась и прижалась ко мне еще крепче – всем телом, – пока мои бедра не устремились ей навстречу. Один раз. Еще. И еще. Сначала медленно, затем все быстрее. Я откинулся на холодную землю, отрывисто дыша и все так же не открывая глаз. Низкий стон подступил к горлу.

– Кто-то может увидеть.

В ответ Лу дернула меня за ремень. Я распахнул глаза и выгнулся навстречу ее прикосновению, наслаждаясь им. Наслаждаясь ею.

– Пусть, – сказала она, тоже дыша с трудом.

Кто-то кашлянул.

– Мне плевать.

– Лу…

– Ты хочешь, чтобы я остановилась?

– Нет. – Я сжал ее бедра еще крепче, быстро сел, и наши губы соприкоснулись.

Снова кашель, на этот раз уже громче. Я почти не обратил на него внимания. Чувствуя, как Лу касается моего языка своим, как ее рука скользит в мои расстегнутые штаны, я бы не смог остановиться, даже если бы попытался. Пока не…

– Хватит. – Слово сорвалось с моих уст, и я отпрянул, поднимая Лу за бедра, отстраняя ее от себя.

Я не хотел, чтобы все зашло так далеко и так быстро, когда вокруг столько людей. Я выругался, тихо и злобно, и Лу растерянно заморгала и схватилась за мои плечи, чтобы удержать равновесие. Губы ее распухли, щеки раскраснелись. Я снова зажмурился – крепче, крепче, крепче, – думая о чем угодно, лишь бы не о Лу. Гнилое мясо. Плотоядная саранча. Морщинистая обвисшая кожа, что-нибудь сырое, свернувшееся, склизкое… Слизь. Капающая слизь или, или…

Моя мать.

Воспоминание о первой нашей ночи здесь вспыхнуло в памяти с кристальной ясностью.

– Я говорю совершенно серьезно, – предупреждает мадам Лабелль, отводя нас в сторону. – Никаких вылазок на тайные свидания. В лесу опасно. У деревьев есть глаза.

Лу звонко и заливисто смеется, а я захлебываюсь стыдом.

– Мне известно, что между вами есть плотская связь – не пытайтесь это отрицать, – добавляет мадам Лабелль, когда я заливаюсь краской. – Но как бы ни были сильны ваши низменные порывы, угроза за границей лагеря слишком велика. Вынуждена просить вас до поры до времени их сдерживать.

Я молча ухожу, но смех Лу все еще звенит в ушах. Мадам Лабелль неуклонно следует за мной.

– Подобные желания совершенно естественны.

Она огибает Бо, стараясь поспевать со мной. Он тоже трясется от смеха.

– Право, Рид, подобная незрелость просто обескураживает. Ты ведь соблюдаешь осторожность, верно? Возможно, нам следует начистоту поговорить о мерах предохранения…

Так. Получилось.

Нараставшее давление ослабло, и ему на смену пришла ноющая боль.

Тяжело выдохнув, я медленно опустил Лу обратно к себе на колени. Откуда-то со стороны Бо послышался очередной кашель. На этот раз громче. Выразительнее. Но Лу не сдавалась. Ее рука снова скользнула вниз.

– В чем дело, дорогой супруг?

Я поймал ее ладонь у себя на животе и смерил Лу сердитым взглядом. Нос к носу. Губы к губам.

– Распутница.

– Я тебе еще покажу распутницу…

Бо раздраженно вздохнул, сел и громко перебил нас:

– Ау! Да, извините, пожалуйста! От вас, возможно, ускользнуло, что здесь, помимо вас, еще другие люди есть! – И, уже тише, он проворчал: – Хотя эти люди явно скоро иссохнут и умрут от длительного воздержания.

Усмешка Лу превратилась в коварную ухмылку. Она посмотрела на небо – теперь зловеще предрассветно-серое, – а затем обвила меня руками.

– Солнце почти взошло, – шепнула она мне, и по моей шее побежали мурашки. – Может быть, найдем тот ручей и… искупаемся?

Я неохотно посмотрел на мадам Лабелль. Ее не смогли разбудить ни мы, ни Бо. Даже во сне она была воплощением королевской грации. Королева в обличье мадам, что правит не королевством, а лишь борделем. Сложилась бы жизнь мадам Лабелль иначе, если бы отец встретил ее прежде, чем женился? А моя? Я отвел взгляд, ощутив приступ отвращения к самому себе.

– Мадам Лабелль запретила нам покидать лагерь.

Лу мягко обхватила губами мочку моего уха, и я вздрогнул.