Кровь и память

Чего-чего, а такого ответа Уил не ожидал и едва не ляпнул, что Джорн слишком плохо знает Илену и такого самопожертвования от него не требуется. Но, с другой стороны, разве он сам не влюбился в Валентину с первого взгляда, когда она посмотрела на него своими огромными голубыми глазами? С того самого момента Уил Тирск превратился в подданного Бриавеля, верного слугу королевы. Разумеется, сама она об этом не ведала. Она любила Корелди и, вероятно, никогда не полюбила бы Уила Тирска, а тем более Фарил, хотя все трое сейчас — один и тот же человек.

Уил вздохнул, отметив про себя, что Джорн от смущения покраснел как рак и явно чувствует себя не в своей тарелке. Уил заставил себя улыбнуться юноше.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — произнес он, мысленно вознося молитву всемогущему Шару, чтобы тот хранил его сестру. — Но сейчас, когда ты, можно сказать, принес клятву верности, — добавил он, решив воспользоваться симпатией собеседника к Илене, — предлагаю тебе следить за всем, что происходит вокруг. Ты понял, о чем я? — спросил Уил и, не удержавшись, добавил для острастки: — Только никому ни слова.

Джорн, хотя на лице его читалось недоумение, кивнул. Уил не стал ничего добавлять к сказанному, пусть парень, если хочет, догадается обо все сам.

— Что ж, полагаю, его величество уже ждет меня. Спасибо, что заглянул, — поблагодарил он Джорна.

— Я к вашим услугам в любое время, госпожа Лейен. И прошу вас, передайте от меня привет Ромену Корелди, как только его увидите.

— А что я должна сказать Илене, если наши пути вдруг пересекутся? — спросил Уил.

К его великой радости паж расцвел в улыбке. Что ж, значит, мальчишка все-таки не лишен чувства юмора. Уил улыбнулся. Этот юнец еще может принести ему пользу.

* * *

Вечер был теплый, а поскольку по периметру внутреннего дворика пылали жаровни, то воздух казался еще теплее. Кстати, таких уединенных внутренних двориков в Стоунхарте было более десятка. В некоторых из них Уилу довелось побывать еще в те дни, когда он рос в стенах замка, но в этот, судя по всему, попал впервые. Двор был небольшой, окруженный клумбами и несколькими лавровыми деревьями. Правда, цветы были гораздо скромнее, чем те, что предпочитал король Магнус. Тем не менее даже при всей своей простоте, если не аскетизме, место это поражало своей красотой.

Суровость линий смягчали ароматы душистых трав, которые, смешиваясь с исходившим от жаровен теплом, создавали томную, расслабленную атмосферу. В центре двора был установлен стол, а вокруг него — четыре стула. Опять-таки все очень скромно, но вместе с тем изысканно. Надо сказать, эта видимая непритязательность поразила Уила. Если признаться честно, от короля он ожидал показной роскоши. У Селимуса был отменный вкус, но порой он бывал не прочь поразить гостей богатством. В этот вечер, однако, Уил заметил лишь тонкий намек на роскошь, что в большей степени отвечало его собственным вкусам. Как бы то ни было, но в этом уединенном дворике он тотчас почувствовал себя как дома.

Аремис уже ожидал его. Держа в руке бокал вина, он беседовал с канцлером. Уил предположил, что Джессом и есть тот четвертый, кто будет за столом. Он также заметил, что наемник резко обернулся и, оборвав речь на полуслове, в немом изумлении посмотрел в его сторону. До Уила не сразу дошло, что Аремис наповал сражен красотой особы, в чьем теле сейчас пребывал Уил. Стоит ли его в этом винить?

— Лейен, ты сегодня на редкость хороша! — А это уже Джессом. Канцлер даже отвесил гостье глубокий поклон, что случалось с ним крайне редко.

Наконец Аремис пришел в себя.

— Лейен! — воскликнул он и покачал головой.

— Благодарю вас, господа, — ответил Уил. — Одна из местных дам сжалилась надо мной. Более того, она настояла на том, чтобы ради сегодняшнего ужина пожаловать мне это платье, — поспешил объяснить он. Не дай бог, эти двое подумают, что так она наряжается каждый день.

— Что ж, оно тебе к лицу, — довольно натянуто ответил Аремис и, негромко кашлянув, осушил бокал.

— Могу я предложить тебе вина? — Джессом протянул ей кубок.

— Что ж, пожалуйста, — ответил Уил и взял бокал. — За что сегодня пьем? Видимо, за всеобщее прощение?

Язвительный тон Уила не остался незамеченным его сотрапезниками.

— За долг! — возразил Аремис.

Джессом изобразил ледяную улыбку и тоже поднял бокал. Уил потягивал сладковатый крепкий напиток, а сам тем временем оглядывал клумбы.

— Какое, однако, прелестное место.

— Рад, что оно тебе понравилось! — раздался голос короля. Его фигура выросла, несколько театрально, на верхней ступеньке лестницы.