Кровь и пепел

Тут я обратила внимание на то, что Лушка снова притихла. Молчать моя сестрица могла только в трех случаях, все три я уже прекрасно знала – еда, сон и занятие чем-то недозволенным. Лушка уже наелась, поэтому первое отпадало. Не спит, это точно. Но чем недозволенным можно заниматься в малиннике?

– Эй, ты чего притихла?

Лушка стрельнула на меня каким-то озорным взглядом, продолжая свое занятие.

Какие у них у всех глазищи – обалдеть! Сплошная синь или голубизна… Таких никакими цветными линзами не сотворишь. Интересно, а какие у меня?

На явно дурацкий для окружающих вопрос Лушка спокойно пожала плечами, она первой привыкла к моим закидонам с памятью и соображалкой:

– Когда какие…

– Это как?

– Когда довольная – голубые, а как злишься – синие.

Если честно, то мне больше по душе синие, что ж теперь, постоянно злиться? У самой Лушки глаза тоже, когда чем-то недовольна, отливают фиалковым цветом.

Я все же разглядела, чем занималась моя сестрица, Лушка старательно (даже язык высунула!) мазюкала малиной свои ногти. Стало смешно: маникюр по-древнерусски. Конечно, вместе с ногтями сок окрасил и кончики пальцев.

Но оказалось, что Лушка старалась вовсе не для красы, это она решила меня напугать. Закончив работу, дуреха выставила вперед растопыренные пальцы и бросилась ко мне с воплем:

– А-а… Ага! Я тебя сейчас!..

Лушке тринадцатый, но она деваха крупная (по местным и средневековым меркам), а потому на следующий год ее точно отдадут замуж, пора. Но иногда эта без пяти минут невеста ведет себя как детсадовское дитя.

Вот и сейчас она принялась выть и таращить глаза, изображая из себя какую-то только ей понятную нечисть. Самое удивительное, что я… поддержала сестрицу.

– Ой, боюсь, боюсь…

Мы орали так, что нас, наверное, было слышно и в Козельске, хотя до него далековато, все же малинник дальний. С визгом и хохотом две упитанные кобылы скакали минут пять. В результате одна из корзин оказалась перевернутой, а Лушка… когда она поднялась, раздавленная малина была у бедолаги повсюду. Несколько секунд мы молча смотрели друг на дружку, потом я, не выдержав уморительного вида сестрицы, прыснула, в ответ прыснула и сама пострадавшая, и обе расхохотались.

– Всю малину испортила… – вздохнула я и мысленно усмехнулась, мне частенько пригождались «домашние» фразы, только не всегда их смысл оказывался привычным. – Что теперь говорить будем?

Лушка махнула рукой:

– Скажем, мол, до нас обобрали.

– Логично.

– Чего?

– Правильно.

– Чудная ты все же, Настька, стала, после того как с кобылы навернулась и башкой долбанулась.

Вот она, прелесть средневековой прямоты. Никаких тебе интеллигентских вывертов вроде «мне кажется, у вас… м-м-м… как бы сказать… появились некоторые проблемы со здоровьем…». Все в лоб: «навернулась» и «долбанулась». И попробуй возразить.

Но Лушке надо отмыться.

– Река вон там.

Было невыносимо жарко, плескаться, будучи одетыми и зайдя в изумительную воду только по щиколотку, просто обидно.

– Давай искупаемся?

Лушка широко раскрыла глаза:

– Ты что?! Уже нельзя!

Я помнила, что прошел какой-то там день, после которого купание запрещено, но вода так манила… К тому же лучший способ похудеть – это ежедневно плавать. Конечно, про ежедневно не могло быть и речи, но хоть один раз, единственный разочек…

– У тебя в волосах малина, придется купаться…

Я прекрасно видела, что Лушка сама готова забраться в воду и только морально-этические соображения, вернее, простые запреты, останавливали девушку от опрометчивого поступка. А тут я со своими стремлениями что-то нарушить…

Через минуту мы уже плескались, обдавая друг дружку веселыми брызгами.

– Только недолго, потому как высохнуть еще нужно. Твоя коса сколько сохнуть будет…

Да, мне пора выбираться, моя роскошная коса выдаст противоправные действия лучше любого соглядатая. Пришлось вылезать. Лушке тоже.

Я распустила волосы, которые укрыли всю спину, и со вздохом сняла с куста рубаху, но надеть не успела.

– Настя… – растерянно прошептала Луша, почему-то с ужасом косясь за мое плечо.

Резкий поворот, и перед моими глазами крайне неприятная картина: из кустов, довольно усмехаясь, выползал тот самый крепыш! О намерениях мужика недвусмысленно говорил его масленый взгляд и идиотское хихиканье:

– Гы-гы-гы…

Словно утку подманивал. А из-за его плеча выглядывала физиономия тощего приятеля, правда, несколько смущенного увиденным. Искупались, называется. Не хватает только изнасилования в этом тринадцатом веке!

Луша немедленно присела в воду, а я невольно осталась на берегу мне деваться некуда. Спешно обернутая вокруг тела рубаха плохая защита от двух облизывающихся мужиков…

Голова работала со скоростью компьютера. Если противника нельзя победить физически, его побеждают морально! С насильниками также, вряд ли эту рожу можно усовестить или просто испугать визгом. Он прекрасно знает, что рядом никого, и раньше, чем на поднятый шум прибежит помощь, мы будем распяты на земле, изнасилованы и попросту придушены!

И куда только смотрит милиция?

Неожиданно даже для себя я вдруг спокойно шагнула к мужику:

– Ну чего, голых баб не видел?

Тот снова хохотнул:

– Гы-гы…