Оказалось, ничего хорошего. Суровая действительность добреть не собиралась. Нет, меня окружили вниманием и заботой, рядом все время вертелась та самая девчонка с толстой косой, ежеминутно заглядывая в глаза и интересуясь, не надо ли чего. Это мне быстро надоело, и я прикинулась спящей. Девчонка со вздохом уселась на соседнюю лавку, а я принялась размышлять. Правда, результат был просто плачевным, ничего, кроме как разыскать местного колдуна и вытрясти из него необходимые мне сведения, все равно в голову не пришло. Но это можно было придумать за четверть часа, зачем же так долго меня мурыжить?!
Наверно, я все же заснула по-настоящему, потому что очнулась от умопомрачительного запаха и сразу поняла, что немыслимо хочу есть! Девчонка на мои открытые глаза отреагировала воплем:
– Проснулась!
У меня просто зазвенело в голове, если она на каждый мой чих будет так орать, то я оглохну куда раньше, чем выздоровею.
– Чего кричишь, Любава? Тихо!
Разумный голос принадлежал еще одной девочке, уже постарше, пожалуй, юной девушке, совсем юной.
– Насть, ты молчи, Воинтиха сказала, что она тебя пока обездвижила и голос отняла, чтобы ты силы не теряла. Ты только кивни мне, ладно? Есть хочешь?
Я кивнула, поражаясь обыденности произошедшего, их не удивляло, что человека можно на время обездвижить и отнять голос. Нормально! А что еще у них тут можно на раз-два-три? Одно хорошо: мне пока ничто не угрожало.
От мыслей об угрозе меня отвлек горшочек с каким-то варевом. Именно от него умопомрачительно пахло! Я села, спустив ноги с лавки, на коленях немедленно появилось полотенце, на нем большой ломоть хлеба, в руках ложка и тот самый горшочек. Слюни заполнили рот так, что если бы я хотела что-то спросить – не смогла бы. Мне пришлось сдерживать себя, работая деревянной ложкой, чтобы скорость поглощения варева не была слишком большой для больной-то. В похлебке не было мяса, только всяческие коренья, зелень и какие-то травки, но вкусно-о… Едва я проглотила варево, как Любава притащила большую миску с рыбой. О том, что это рыба, я догадалась только по видневшимся костям, остальное заставило задуматься, где ж они вылавливают этаких китов, потому как кусочек филе с одним-единственным позвонком тянул на полкило, не меньше. Вилки, конечно, не полагалось.
Я мысленно вздохнула: немудрено, что у моей «вместительницы» такие упитанные бока. Ладно, последний маленький кусочек, а завтра разгрузочный день. В конце концов, неизвестно, сколько времени я (или она) не ела, может, поэтому столь зверский аппетит? В глубине души понимала, что, учуяв вкусный запах, снова не удержусь и наемся, нет, нажрусь от пуза. Тут же нашлось оправдание в виде подлой мыслишки о необходимости простого восстановления сил. Мой наглый организм воспринял оправдание на ура и стал расправляться с рыбой так, словно этих сил требовалось на целую роту голодных солдат. Ой, сдается, на такой диете никакой фитнес не поможет…
Все время поглощения немыслимого количества калорий в виде куска жирнющей рыбы я слушала говор своих родственников и ужасалась, как я их понимать-то буду?! Тут никакой пары дней не хватит. Например, чей-то женский голос в соседней комнате, где за столом, видно, собралась остальная семья, вдруг завопил:
– Не, ты гля, вот пыра-то, вот пыра! Пралик тя возьми!
Что случилось, я так и не узнала, потому что женщина выскочила за дверь, и ее голос доносился уже со двора, распекая за что-то «меренья». Ну и как я должна понять все эти «пыры», «пралики» или «меренья»?
Словесные закидоны продолжались, в комнату вошла Любава и, поглаживая живот, радостно объявила:
– Настябалась я… аж пузо трещит. А ты?
Только слова про пузо помогли мне понять, что она не насмеялась, а наелась. Я кивнула:
– И я.
– Теперя ложись и спи. Воинтиха сказывала: тебе после кормежки вот енто дать, чтоб спала без просыпа до завтрева.
Я послушно выпила «вот ентот» настой Воинтихи, лучше спать, чем ужасаться своему будущему. У меня особенность – я перенимаю акцент или манеру говорить за какие-нибудь пару часов, это значит, что «цекать» и «тяперять» буду уже к вечеру. Оно мне надо? Выкорчевывай потом из себя такие умения.
Полежав немного с закрытыми глазами, я действительно задремала, но ненадолго. Проснувшись, услышала, как та самая женщина, что ругалась на «пыру», наставляет Любаву насчет меня:
– А ты все одно сиди рядом и рассказывай ей.
– Про чево?
– Про все. Про нас всех, кто кому кем доводится, про всю жизнь. Вспоминай обо всем. Воинтиха сказала, что только так ей память и можно вернуть. Пусть она спит, а ты рядышком болтай, только не ори, как нынче.
– Ага.
С этой минуты Любава стала моим раздражителем на два дня. Она действительно уселась рядышком и стала рассказывать… изложение событий и родственных взаимоотношений не отличалось ни последовательностью, ни логичностью, ни литературным языком, напротив, девчонка была весьма косноязычной, но помогла мне немыслимо.