– Замолчи, несчастный! – крикнула донья Ангустиас. – Не искушай бога, не накликай беды!
Тут, чтобы не упустить случая и лишний раз польстить эспаде, в разговор вмешался зять со своими поучительными наставлениями:
– Не обращайте внимания на его слова, мамаша. С ним ни один бык не справится. Скорее он быку рога оторвет.
В воскресенье Гальярдо предстояло выступить в последней корриде за этот год. Против обыкновения он провел утро без обычных смутных страхов и тягостных предчувствий. Он беззаботно одевался, чувствуя приятное нервное возбуждение и прилив сил. Какое наслаждение кружить по желтому песку арены, вызывая своей дерзкой отвагой восторженные восклицания тысячной толпы! Истинная радость лишь в его искусстве, дающем успех и кучу денег, а все остальное – семья и любовные связи – только осложняет жизнь и причиняет огорчения. Ну, сегодня он покажет себя на арене! Он испытывает какой-то особенный прилив сил, ни следа тревоги или страха, словно его подменили. Ему не терпелось поскорее ступить на арену, а ведь обычно он изо всех сил старался оттянуть страшный час. Раздражение, вызванное семейным разладом, и уязвленное самолюбие покинутого любовника искали выхода в схватке с быками.
Когда подъехал экипаж, Гальярдо прошел через патио, не обращая внимания на взволнованных женщин. Кармен не показывалась. Ах, эти женщины! Они способны лишь отравить человеку существование. Только в кругу мужчин можно повеселиться, найти верного друга. Взять хотя бы шорника. Стоя перед зеркалом, он любуется своим выходным костюмом, полученным в подарок от эспады и перешитым по его фигуре. Пускай он болтлив и смешон, но он один стоит куда больше, чем вся семья. Уж этот никогда не покинет Хуана.
– Ты заткнешь за пояс самого Рожер де Флора, – весело бросает ему матадор. – Садись со мной, я подвезу тебя к цирку.
Сияя от гордости, зять усаживается рядом с великим человеком. Наконец-то можно проехаться по улицам Севильи и показаться прохожим в экипаже среди шелковых плащей и шитых золотом костюмов тореро.
Цирк был полон. Последняя осенняя коррида привлекла толпы зрителей не только из города, но также из окрестных сел. Места на солнечной стороне кишели деревенскими жителями.
С первой же минуты сказался нервный подъем Гальярдо. Он держался вдали от барьера, искал встречи с быком, дразнил его, а пикадоры между тем ждали, когда бык повернется, чтобы броситься на их жалких кляч.
Зрители, казалось, были предубеждены против тореро. Ему, как и всегда, аплодировали, но громкие возгласы восхищения раздавались чаще с теневой стороны, где ровными рядами белели шляпы, а не со стороны, залитой солнцем, где волновалась пестрая толпа и многие, скинув пиджаки, сидели в одних рубашках.
Гальярдо угадывал опасность. При первой же неудаче половина цирка вскочит на ноги и осыплет его бранью, упрекая в неблагодарности к тем, кто создал ему имя. Первого быка он убил без особого успеха. Он бросился вперед на рога с обычной отвагой, но шпага наткнулась на кость. Поклонники тореро зааплодировали. Удар был нанесен метко, и тореро не виноват, если его усилия оказались бесплодными. Он приготовился к повторному удару и снова попал в кость, а бык, устремившись вслед за мулетой, одним движением головы освободился от шпаги, торчавшей в затылке, и отбросил ее в сторону. Тогда, взяв из рук Гарабато запасную шпагу, Гальярдо повернулся к быку, который ждал его, крепко упершись копытами в песок и так низко нагнув окровавленную шею, что влажная морда его едва не касалась земли.
Держа мулету перед глазами быка, эспада спокойно откинул шпагой бандерильи, вонзившиеся в шею животного. Матадор готовился прикончить быка. Острием шпаги он отыскал чувствительное место между рогами и напряг все силы, чтобы всадить лезвие; но бык только вздрогнул от боли и мощным взмахом головы отбросил стальной клинок.
– Раз! – послышался насмешливый возглас из рядов на солнечной стороне.
Проклятие! За что эти люди так несправедливы и враждебны к нему?
Гальярдо снова ударил и на этот раз попал метко. Пораженный в жизненный центр мозга, бык рухнул наземь, как от удара молнии; рога его зарылись в песок, ноги застыли в воздухе.
С теневой стороны послышался гром рукоплесканий, между тем как с дешевых мест раздались свист и ругань:
– Прихвостень! Аристократ!
Повернувшись спиной к своим недругам, эспада взмахом мулеты и шпаги выразил благодарность рукоплескавшим ему почитателям. Задетый бранью простолюдинов, которые еще недавно восторженно приветствовали его, он в гневе сжимал кулаки:
«Чего им от меня нужно, этим людям? Бык ведь прикончен. Проклятие! Не иначе как происки врагов».
Большую часть корриды он провел у барьера, с пренебрежением поглядывая на выступавших после него товарищей по ремеслу и мысленно обвиняя их в злокозненных интригах, сеявших против него недовольство.
Он осыпал проклятиями быка и его хозяина. Надо же было подвернуться этой твари именно сегодня, когда он готовился показать чудеса храбрости! Все его планы рухнули. Перестрелять бы скотоводов, выпускающих на арену таких подлых животных.