Кровь и Пламя

— Не откладывая дело в долгий ящик, хочу позвать подняться на эту трибуну Генриха Гессенского, исполняющего обязанности Председателя Бундестага, для произнесения речи открытия нашего заседания, — Августа лучезарно улыбнулась и посмотрела на главу гессенской делегации, приглашая его спуститься, но тот медлил.

Генрих повернул голову к Отто, сказав что-то, потом бросил несколько фраз своим делегатам и осторожно поднялся со своего места. Шваниц успел даже подумать, что у Аненербе и их сторонников был какой-то иной план, чем идти в лоб в парламентскую атаку на Августу — иначе объяснить чем-либо замешательство Генриха Гессенского глава мракоборцев не мог.

Однако тот вышел на лестницу и под сдержанные аплодисменты спустился к трибуне.

— Герр, — кивнула ему Вальдбург, — Рада Вас видеть в добром здравии.

— Фрау, — улыбнулся ей тот и взошёл на трибуну.

Шваниц видел, как Канцлер почти незаметным движением проверила палочку в рукаве своего костюма и прошла на своё место в переднем ряду. В его голове боролись сейчас две мысли: иррациональное желание занять место рядом с ней, чтобы в случае необходимости защитить, ведь от трибуны до первого ряда так недалеко и так удобно нападать; а также рациональное понимание, что Генрих Гессенский не будет раскидываться убивающими заклинаниями при всём Бундестаге, это не в его интересах. Хотя чем чёрт не шутит!

— Приветствую высокое собрание! — произнёс зычным голосом Генрих Гессенский с трибуны, и все взгляды с амфитеатра устремились к нему, — Прежде чем мы начнём наше заседание, я хочу почтить минутой молчания память трагически ушедшего от нас Председателя Бундестага Генриха фон Мирбаха. Прошу всех встать.

Словно в едином порыве собравшиеся поднялись со своих мест. Кто-то склонил голову, кто-то смотрел перед собой, а кто-то по-прежнему глядел на того, кто стоял на трибуне. Виктор же посмотрел на своих мракоборцев — молодые мальчишки, все, как один, сложили руки за спиной и склонили головы. Чувствуют важность момента, но вот если бы кто решил сейчас напасть — эх, это был бы последний миг их жизни. Надо будет им потом объяснить, как именно себя вести в подобных случаях.

Если представится возможность.

— А теперь приступим к нашему заседанию, — произнёс Генрих по истечении минуты, зал наполнился шумом, волшебники присаживались обратно, а глава делегации Гессена продолжил, — Сегодня, в эти по-настоящему тёмные и смутные времена для нашей Родины, я готов говорить не только от лица Бундестага, но и от лица всего волшебного сообщества Германии, — он обвёл взглядом вновь затихший зал и взглянул на Августу, — И посему, пользуясь дарованными мне правами, я выношу на обсуждение собрания вотум недоверия действующему Канцлеру Магических Земель Германии Августе Марии фон Вальдбург, как волшебнице, что своими действиями, а в особенности вопиющим бездействием, поставила под угрозу существование не только нашей страны, но и всего нашего магического сообщества.

Шваниц вздохнул и закатил глаза. На лицах молодых мракоборцев появилось недоумение вперемешку с удивлением. По залу разнеслись перешёптывания, а Альбрехт Баварский опустил ладонь на лицо.

— Если кто-то из достопочтенной публики, собравшейся сегодня в этом зале, считает эти мои обвинения беспочвенными, то вот вам несколько доводов в пользу моего заявления, — Гессенский мельком взглянул на лист, лежавший перед ним, и продолжил, — Первый довод состоит в развале Департамента Магического Правопорядка, а именно в том, что долгое время с попустительства Августы фон Вальдбург данным ведомством управлял некомпетентный Рихард фон Мольтке, который своими действиями довёл эту структуру до того состояния, что во-первых, в нашем сообществе развернуло щупальца возрождённая оккультная организация Аненербе, которая, среди прочего, полностью повинна в гибели Генриха и Агаты фон Мирбах, а также Юргена Циммерна и Урсулы Клейн, и с этой угрозой Департамент, возглавляемый Рихардом фон Мольтке не делал совершенно ничего. А это, я напомню, угроза безопасности каждого из нас, если они покусились на жизнь таких чистокровных волшебников, как Мирбахи, то никто из нас не может себя ощутить в безопасности. И в этом есть вина Августы фон Вальдбург.

Шваниц посмотрел на Агриколу — лицо того не выражало никаких эмоций, словно бы он вообще не имел отношения к описываемым вещам.