Кровь и Пламя (СИ)

— В камне зло! — выпалил Тикса и удивленно заморгал глазами, видимо сам не ожидая, что когда-нибудь сможет произнести такие кощунственные слова про столь добрый для всего Подгорного народа камень.

— Верно — медленно произнес я, понимая, что мои все усиливающиеся ощущения напрямую связаны с окружающим нас гранитом — Кажется, они вырубали язвы,… вырезали червоточины,… извлекали осколки,… выковыривали кусочки яблок из бедняцкого праздничного пирога.

— Господин?

— Представьте что это на самом деле очень большой яблочный пирог — я широко развел руками, не переставая при этом двигаться вперед и смотреть туда же, вглубь сумрачной расщелины — Но не пирог богатеев, а испеченный в семье бедняка, где на весь пирог потрачено лишь одно яблоко. Лепешка серого едва подслащенного теста и очень редкие, но очень вкусные кусочки печеного яблока. А те, кто вырубает гранитные блоки, они как мальчишки сладкоежки, что прямо пальцами жадно выбирают самую вкуснятину и, обжигаясь, пихают ее в рот, утирая губы грязными рукавами… и каждый кусочек яблока обильно пропитан… чем-то страшным…

— Оченно страшным! Гномы здесь жить бы не стали! — поспешно поддержал мое мнение коротышка — Ни за что!

— А здесь зубила стучали куда чаще — заметил я, глядя на сплошь изрытую дырами гранитную скалу — Вырезано блоков в разы больше. В этом месте было особенно много кусочков вкусного яблока?

— Я теперь на пирог яблочный и смотреть больше не смогу — бухнул Туорий.

— А че на него смотреть? — проворчал Рикар — Его есть надо пока не остыл! Господин, слышите?

— Слышу — ответил я, невольно ускоряя шаг и давая команду ниргалам — Стена!

Оба столь похожих на меня воина шагнули вперед, наши плечи с лязгом соприкоснулись. Дальше мы шагали в ногу. В моих руках обычный солдатский меч. Ниргалы вооружены арбалетами. За нашими спинами сгрудился весь невеликий отряд, замыкающие ведут недовольно фыркающих и пугливо прядающих ушами лошадей.

Донесшийся до моих настороженных ушей шум не был угрожающ. Окажись я в мирном городе и услышь подобные звуки, обязательно поспешил бы на помощь. Плач… впереди, в густом сумраке за уступом мягко поворачивающей расщелины, кто-то горько и жалобно плакал. Тоненько всхлипывал, порой вскрикивал и начинал стонуще причитать. Сначала мне показалось что там рыдает ребенок — и перед глазами сразу возникли ужасные останки до смерти замученного мальчугана насаженного на кол. Но нет, здесь голос был чуть грубее, взрослее.

Отстранив дернувшегося было вперед Рикара, я первым заглянул за уступ. И невольно замер.

В этом месте расщелина довольно сильно расширялась. И дорога уже шла не впритык к стенам, а на расстоянии в десять-двенадцать шагов от них. На этих случайных обочинах, между дорогой и гранитными скалами, были часто установлены прямоугольные каменные плиты, тяжелые и грубо обработанные, с полустертыми от времени надписями на непонятном для меня языке. Что могут означать подобные плиты выстроенные в ряд? На ум приходит только одно — кладбище. Вдоль дороги, по обеим ее сторонам, тянулись могильные надгробия, внося свою лепту тоски и мрачности в царящий здесь вечный сумрак. Все пространство между плитами очищено от мусора, усыпано крупной каменной крошкой. Здесь трудились очень заботливые и чуткие руки. Никто чужой не обиходит могилки с такой любовью и тщательностью. Тут заботились о посмертном отдыхе для друзей и родичей.

Не обошлось и без плачущих. Вот согбенная фигурка припавшая плечом к одному из надгробию. Упала голова на тощую костистую грудь, из полуоткрытых губ рвется и рвет жалобный плач, наполняя придорожное кладбище тоскливыми звуками печали. Вот только сомневаюсь, что рыдающий выражал свою тоску по почившим — ведь у могилы сидит темный гоблин, бессильно уронив руки и вытянув перед собой ноги в рваной уродливой обувке. Моему взору видны дыры на подошвах, видна истерзанная долгой дорогой кожа, стертая до кровоточащего темного мяса. Шурд не смог боле шагать. Из разведчика он превратился в жалобно хнычущее бесполезное существо. Но у его правой руки лежит плевательная трубка. А у левой — нечто, более всего напоминающее грубо вылепленную из глины свистелку. Знаю я такие штуки — немузыкальны, но стоит дунуть, и пронзительный звук рвет уши и разносится далеко в стороны. Здесь же, в расщелине, отражающееся от стен эхо унесется еще дальше. Так ты не просто брошен здесь, мелкий уродец. Ты оставлен охранять тылы… должен предупредить ушедший вперед отряд о наступающей на пятки опасности. Вот только твой хлипкий дух сломлен невзгодами выматывающего пути и силой подступившего отчаяния одиночества. Ты плачешь… жалеешь себя несчастного… оплакиваешь участь свою, проклинаешь злодейку судьбу…

Я тяжело шагнул вперед. Еще один шаг. И еще…