Кровь и Плен

– Сара… – позвал меня Люций, отвлекая от мыслей.

– Что-то нашел? – Я вскинула голову, обратив взор на дива. Книга с планом так и осталась зажата в моих руках.

– Не совсем. Лишь одну интересную деталь. Но одно и то же попалось уже трижды. Может, это мелочь, а может, и нет, – поведал он, подходя ближе. – Считается, что орден Хранителей назывался так, потому что хранил равновесие в Дэвлате, следил за порядком среди светлых и теневых, состоя из тех и других. Они были судьями и распорядителями. Но в нескольких книгах используются разные значения слова «хранить». В одном случае хранить что-то нематериальное, метафорическое, но вот в другом – хранить и охранять какой-то предмет.

– Предмет?

– Да. Как думаешь, каков шанс, что они допустили такую грубую ошибку? Фларканский был их языком. В свое время они лучше всех его знали.

– Маловероятно…

– И я о том же, – удовлетворенно произнес он, резко подняв глаза на меня, когда я серьезным тоном добавила:

– Но не исключено.

Люций усмехнулся и вернул книгу на пустую полку.

– Больше нет ничего, что стоит внимания.

– Тогда нам лучше пойти. Можно вернуться позже, – предложила я, посмотрев на входную дверь. Не стоило забывать основную причину, по которой мы прибыли в город. Нельзя было так долго отлынивать от порученного задания.

Моран согласился со мной, и мы покинули архив. Стоило выйти из хранилища, мой взгляд притянула дверь в конце коридора. На найденном плане библиотеки она была помечена тем же символом, что и та, в которой мы просматривали книги.

– Подожди, – бросила я Морану, который уже намеревался уходить.

Повернувшись, направилась к темневшей двери. Прямо на ее поверхности была вырезана картина – журавли с распростертыми крыльями, поднимающиеся ввысь. Как змею ассоциируют с темным богом, так журавлей – со светлой богиней. Но на самом деле у Великой Эсмиры было много символов, как и обликов. Из-за этого люди зачастую называли ее просто Многоликой. Бабочек-глашатаев нередко изображали на полотнах рядом с ней.

Я просто смотрела на дверь, не решаясь войти внутрь без разрешения библиотекаря. И уже собиралась отойти и вернуться в светлый зал, когда вдруг почувствовала эмоции, всколыхнувшиеся прямо по ту сторону стены.

Настороженность. Взбудораженность. Суета.

Кто бы это ни был, он понял, что мы стоим снаружи. И этот факт его отнюдь не порадовал.

Схватившись за ручку, я дернула ее на себя с такой силой, что послышался жалобный скрип дерева, – комната была заперта. Следом раздался глухой шум, будто что-то уронили.

– Посторонись, – услышала я и, обернувшись, сразу отошла. Моран, вытащив из мантии кусочек бумаги, вспорол свой палец и, в несколько молниеносных движений нарисовав древний символ, прикрепил лист к двери и активировал кровавую печать.

Две силы столкнулись – дверь по ту сторону тоже оказалась заперта магией. Колдовство вспыхнуло. Холод и жар коснулись лица. И все затихло, дверь сама приоткрылась, будто приглашая войти.

Мы ворвались внутрь, едва не застряв вдвоем в проходе. Переглянулись. Люций усмехнулся.

В комнате с двумя рядами книжных стеллажей, разделенными столом, что расположился в центре помещения, гулял свежий воздух – створки высокого арочного окна были распахнуты, а тонкие старые тюлевые занавески трепыхались снаружи.

Зал был пустым. Внутри никого не оказалось.

Сбежал…

Я стремительно прошла к окну и выглянула наружу. Прямо напротив было окно соседнего здания – жилища аристократа, который поддерживал порядок в городе. Пустой проулок между домами уходил на главную площадь, уже полностью заполненную людьми, пришедшими на празднество.

– Быстрый какой, – недовольно бросил Люций, высовываясь из окна вслед за мной.

Я кивнула, прикрывая глаза и пытаясь дотянуться до эмоций сбежавшего. Но это оказалось бесполезно – слишком много людей вокруг, и каждый испытывал целую гамму эмоций. Неизвестный затерялся, словно капля в море.

Моран вновь что-то колдовал у двери – должно быть, пробовал отыскать следы чужой печати.

Я шагнула к книжному шкафу, полка которого была потревожена – корешки стояли неровно. Их пытались выставить в ряд, но, если приглядеться, различие было заметно.

Что-то хрустнуло на полу. Я остановилась, поднимая ногу, – под подошвой лежала небесного цвета бусина. Сапфировая. Подняв и зажав между пальцами, я внимательно рассмотрела ее – светлые и темные прожилки испещряли камень.

Бусина оказалась слишком большой, чтобы использовать в украшении одеяния.

Кажется, я уже ее видела…

Цвет камня говорил об уникальности изделия.

– Ничего не оставил, – поморщившись, процедил Моран. – Неудивительно, что он смог так подставить меня в Академии, – с восхищением продолжил он, вспоминая то, как совсем недавно его чуть не обвинили в разрушении статуй в Академии. Отслеживающую печать Люция изменили, придав ей иное свойство, поэтому даже никто из наставников не заподозрил подвоха.

– Что это у тебя?