Кровь и почва

Никакого недовольства моей наглой экспроприацией его жилья под нужды монарха императорский лесничий не выказывал. Наоборот, казался гордым этим обстоятельством.

– Вы сами-то как устроились? – проявил я вежливость, хотя, откровенно, мне это было по барабану.

– В оружейном флигеле, где хранится охотничье оружие для гостей императорской охоты. На тот случай, если те приезжали без своего. Моей семье там удобно. А что тесно, то это же не навсегда, – улыбнулся он.

Лет ему было за шесть десятков. Седой совсем. Лицо морщинистое. Но двигался легко и упруго.

– На кого тут обычно охотились? – спросил я, чтобы что-то сказать. Мои мысли были заняты совсем другим.

– На благородного оленя, косуль, лосей и зайцев, ваша милость. По осени – на фазанов. Зимой – на лису. И на волка, хотя он и стал редкостью в последние годы здесь. Для охоты на кабана есть другой заказник, у реки. Это отсюда на юг. Только вот разогнали сейчас взрывами да солдатами всю живность. Да и побили много. Дорвались гвардейцы до запретного – на кострах сейчас косуль жарят. Придется мне года два зверей заново приваживать до былого поголовья.

И опять никакого недовольства в голосе. Только понимание ситуации. И еще горечь.

– Почти ручные были косули…

– Сколько у вас егерей в охотничьем хозяйстве? – поменял я тему. Не до косуль сейчас, когда император в опасности.

– Два десятка, ваша милость, – ответил он, долго не раздумывая.

– Вооружены?

– А как же, ваша милость. Они же императорские ловчие егеря. И стреляют все очень метко.

– Вы мне их одолжите на несколько дней? Как проводников. Они же вокруг все тропки знают.

– Как прикажете, ваша милость, – поклонился он.

– Лыжи есть?

– А как же, ваша милость. На любой вкус. И беговые, и охотничьи. Десятка три найдется. А если еще по домам собрать…

– Хорошо. Я доволен вами. Присылайте егерей ко мне сюда. В холл. Я поставлю им задачу на службе императора. Присягу они приняли?

– Сразу после гвардейцев, ваша милость, одновременно со всеми служителями. Мы все верные слуги императора.

Императорский лесничий еще раз поклонился мне и вышел на двор.

Ну и где черти носят Моласа, пока мы тут сидим слепые и глухие?

Как написал один придворный поэт, «измена никогда удачей не кончается, тогда она иначе называется». У мятежников с каждым часом утекает возможность удержать власть. Это в теории из совсем даже не этого мира. Но пока в стране никто не знает, что император жив, Тортфорт может резвиться как хочет. У нас тоже с каждым часом положение не улучшается. Завтра нас придут убивать. Однозначно. Живой император инсургентам не нужен. А мы все определены на заклание за компанию с ним. Вплоть до того, что раскатают весь этот пряничный городок полевой артиллерией. Надо, кстати, осмотреть подвал в доме на предмет бомбоубежища.

Где этот Аршфорт, черт возьми? И где наши верные войска? Так ведь и на измену сесть недолго. Нервы все и так на вздёрге. Я тут кто такой, чтобы решать судьбы империи? У меня даже придворного звания никакого при императоре нет, чтобы меня тут слушались.

Мне бы своего герцога домой отправить. В безопасность. В покой.

В холл спустился пожилой огемский писарь, который постоянно дежурил на втором этаже около палаты императора.

– Ваша милость, император приказал это передать вам, – и протянул мне кожаный тубус. – Сейчас он спит, – поспешил предупредить меня писарь, так как я уже дернулся к лестнице.

Внутри тубуса находилось несколько бумаг.

Красиво написанный на пергаменте императорский рескрипт, назначающий барона Савву Бадонверта императорским флигель-адъютантом и офицером для особых поручений при монархе империи. Наконец-то хоть какая-то определенность со статусом моей тушки.

Второй рескрипт наделял меня правами чрезвычайного императорского комиссара, аналогичными тем, которые я имел на Восточном фронте в Ольмюцком королевстве. В том числе и правом внесудебной расправы над изменниками отечества и пособниками врага. В отсутствие фельдмаршала Аршфорта я обладал всей полнотой военной власти над императорской гвардией, любыми армейскими частями, а также гражданскими чиновниками в столичном округе Цебс.

И сам указ о создании Чрезвычайной императорской комиссии, которой временно передается вся полнота власти в стране, пока император лечит свои раны, полученные при подлом покушении на его жизнь. Комиссарами назначены: я, Молас и Аршфорт. Все подписи и печати на месте.

Опять я в ЧК. Принц – простите, император в своем репертуаре. Всегда использует доказавшие свою работоспособность политические технологии до конца. Даже мои пожелания учтены, в генералы меня не пожаловали. Лишнее это.