Кровь и пот

Акбала так напугалась, что ноги не держали ее. «Господи! — молилась она. — Сохрани его там, сохрани их всех, не дай нам осиротеть!» Она вернулась. Дом был холоден и полон дыму. Коже не вскипело, мука села на дно. «Ах, как плохо! — тосковала она. — Зачем он ушел, зачем они все ушли!

Пачкая руки в саже, она глубже в топку засунула тлеющий камыш, и труба вдруг свирепо, грозно загудела. Ток воздуха был так силен, что камыш почти вырвало из рук Акбалы. Акбала, похолодев, сама не своя, бросилась на улицу. У дверей она упала, но тут же вскочила и, приподняв подол, выбежала.

Небо было черное. Тучи волной неслись на Акбалу. Страшный ветер дул прямо с севера. В воздухе что-то неслось, кувыркалось, летели какие-то пучки, куски чего-то рваного, песок колол иглами. С головы Акбалы сорвало жаулык. Задыхаясь, она ухватилась за косяк и повернулась к морю. Вначале она ничего не видела, ей казалось, что кто-то яростно бьет ее, отрывает от косяка, толкает к морю, даже приподнимает и встряхивает. Волосы свалились ей на лицо, потом поднялись над головой и шелестели на ветру. Собрав волосы, Акбала прижала их к затылку и опять посмотрела на море. Она увидела, что лед оторвался по всему берегу и уходил в море.

— Еламан!.. Еламан!.. — страшно, низко закричала она и повалилась ничком. Жгучая боль ударила ее в низ живота, она перевернулась навзничь, закричала, потом закусила посиневшие губы, потом опять закричала, все так же низко и страшно. Начались схватки.

XI

Жалмурат в белой шубе на быстроходном холощеном верблюде гнал перед собой верблюжий табун. Робкий, не находчивый на людях, Жалмурат среди верблюдов чувствовал себя совсем другим человеком. Он знал о них все, что нужно знать, и они знали, что он знает, и слушались его.

Он гнал верблюдов к морю, все время держа их в одном гурте. Особенно пристально следил он за рыжим верблюжонком с непробитой ноздрей. Он придирался к нему, гонялся за ним, и когда напуганный верблюжонок смирнел, успокаивался и Жалмурат. Он оглядывал гурт, все было в порядке, и тогда он начинал думать о рыжей верблюдице и искал ее глазами. Он любил эту голенастую пышношерстную верблюдицу. На сердце у него становилось горячо и сладко, когда он смотрел на нее. И все ей прощал. Даже когда она несправедливо обижала молодых, кусала их и они визжали, он только думал: «Так, так его! Ну-ка подергай его, непослушного, за уши!» В этом году рыжая верблюдица раньше всех должна была опростаться, и Жалмурат перессорился со всеми женщинами байского дома, но все лето не давал возить на ней груз. Теперь она уже ходила последние дни.

Жалмурат гнал табун скоро. Он видел, как ей худо, как она сопит и тяжело бежит, но передышки не давал. Его беспокоило сейчас другое. Он с тревогой посматривал на небо, оглядывался назад. Быстро и низко его догоняли тяжелые черные тучи. К перемене погоды у него обычно начинали гореть ладони рук и подошвы ног, потом начинали ныть кости, ломило в пояснице. Сейчас ему казалось, что в суставах у него песок и они скрипят. В прореху под мышкой задувал ветер, бок холодило. «Ай! — думал Жалмурат. — Совсем худо! Совсем худо! Неужто буря будет?»

Он поглядывал на море, и ему далеко было видно. Он видел, как все дальше по льду уходили рыбаки. Вот они стали совсем как точки и остановились. Значит, подошли к проруби. Еламан был добр, и Жалмурат много раз получал от него сыбагу. И он думал, что, может быть, и сегодня Еламан даст ему рыбы и он накормит жену и детей свежей ухой. От этой мысли ему становилось теплее, и суставы вроде не так трещали и скрипели.

Верблюды обычно охотно пасутся среди прибрежных солончаков и никуда не уходят. Подогнав гурт к морю. Жалмурат спешился и пошел к вожаку — крупному белогубому верблюду. На всякий случай он спутал вожаку передние ноги. Теперь он никуда не побежит, и весь гурт будет пастись возле него.

Потом он пошел к берегу. На берегу стояли двое в черном. Прищурившись, Жалмурат вгляделся и узнал Ивана Курносого и Андрея. Жалмурат заулыбался им издали, закивал, но вдруг кто-то настиг и ударил его сзади, подхватил, перекувырнул. Это налетел шквал. Он был так резок и внезапен, что, только сидя на песке, изо всех сил упираясь ногами и руками, Жалмурат понял, кто его ударил и перекувырнул.

Поднялась пыль, камыш лег на землю, кругом почернело. И Жалмурат, и Андрей, и Иван Курносый одновременно увидали, как стал рваться лед у берега, как между льдом и берегом сразу оказалась полоса воды и весь лед, сколько его было в заливе, чернея змеевидными трещинами, пошел в море.

Увидев это, Андрей ахнул и побежал к лодке.

За ним побежали Иван с Жалмуратом.

— Ты чего? — крикнул, подбегая, Иван.

— Рыбаков спасать надо! — Андрей, ухватившись за нос лодки, спихивал ее в воду.

— Тю! Сдурел! — закричал Иван, оттаскивая Андрея. — Зальет, не видишь — буря!

— Гляди, людей уносит!

— А хрен с ними, пускай уносит…

Иван Курносый, согнувшись, закрывая лицо рукавицей, пошел прочь от берега.

Андрей растерялся, он поглядел вслед Ивану, потом на море, потом на Жалмурата.