Кровь и пот

В жилах темно-рыжего текла горячая кровь. Как бы ни натягивал всадник ременный повод, под навостренными ушами темно-рыжего скоро проступала легкая испарина, и тогда удержать его было почти невозможно. Он грыз удила, раздирал в кровь губы, вытягивал шею, прося поводьев, и, распаляясь все больше, всю дорогу неутомимо скакал, даже на подъемах не переходя на шаг. И уже к предвечерней молитве Еламан домчался к заросшему серой полынью увалу за Бел-Араном. Отсюда до рыбачьего аула простиралось с левой стороны синее море. С моря дул легкий, бодрящий ветерок, обвевая всадника и коня.

В ауле Еламан хотел остановиться у Али. Но, не доезжая до землянки Али, он вдруг повернул к дому Доса. Он решил внезапно— и обрадовался этой мысли — помириться с Досом. Правда, последнее время очень уж Дос задирал голову. Ну что ж, а ты склонись! Тебя не убудет… Поклонись, сделай первым шаг к примирению.

— Подъехал кто-то… — сказала Каракатын, уловив цокот конских копыт.

Дос сидел у потухшего очага, подоткнув под себя край алаши, и не спеша растирал насыбай — жевательный табак. Он и бровью не повел, услышав, как кто-то подъезжает к его дому. Зато Каракатын мигом бросила все свои дела и кинулась за порог. Она тотчас разглядела путника, привязывавшего коня к коновязи перед их землянкой, «Господи, да это же Еламан! Батюшки мои, на кого это он похож? Весь в военном, и как это я раньше не заметила? Тьфу, тьфу, срам глядеть! Не мужик, а холощеный верблюд в бескормицу — худой, одни руки да ноги». Каракатын вдруг прыснула и зажала ладошкой рот. Отвернувшись, она ущипнула себя от удивления за дубленую щеку.

— Эй, пошевелись, Еламан приехал! — крикнула она, вернувшись в землянку.

Дос продолжал растирать насыбай. В неубранном доме черт мог ногу сломать. Каракатын совалась из угла в угол, ища в свалке подстилку для гостя. С языка ее срывались уже привычные проклятья.

Гость вошел, поздоровался. Каракатын с облегчением подумала, что теперь все равно уже поздно прибирать в доме, плюнула и выдавила на лице подобие улыбки. Ответив на приветствие гостя, она принялась отпихивать ногами разбросанный всюду хлам подальше к стенкам. Ей все-таки было стыдно за кавардак в доме, а тут еще этот невежа развел вонь на весь дом своим насыбаем и даже — гляди-ка! — не шелохнется! Ой ты, гниль паскудная! Тварь беспомощная!

— Проходи, деверек… — сладко сказала она.

— Спасибо, женеше.

— То, бывало, ты к нам и на порог не ступал, дорогой деверек, а теперь, спасибо тебе, сам пришел, никто тебя не притащил. Так проходи, милости просим, проходи!

— Эй, кончай говорить, чай поставь! — буркнул Дос.

— Вот он какой, ваш ага… — усмехнулась Каракатын. — Эй, балаболка…

— Вон видишь, как меня стращает?

Дос из-под опухших век недобро поглядел на свою бабу. Каракатын показала ему язык и, схватив большой черный чайник, расплескивая воду, выбежала вон. Оставшись с гостем наедине, Дос продолжал молчать. Горький крепкий насыбай давно уже щекотал ему ноздри, он то и дело разевал рот и глубоко вздыхал, готовясь чихнуть, но чох все не выходил. Неприветливость хозяина обескуражила Еламана, и он тоскливо водил глазами, не зная, как приступить к разговору. Оглядевшись, он достал сзади подушку, подмял ее под бок и растянулся у стенки. Чай скоро поспел, но и за чаем разговор не клеился. «Зря я сюда приехал!»— уже с досадой думал Еламан. Но после чая Дос несколько оживился.

— Сынишку-то видел? Как он, бедняжка?

Каракатын, взявшая было чайник, чтобы выплеснуть во дворе остатки чая, услышав вопрос мужа, застыла у порога.

— Иди, иди! Знай свое дело.

Но Каракатын вернулась и уселась бок о бок с мужем.

— Что-то слабый он, — ответил Еламан.

— Недоносок ведь. Потому и слабый, — заметил Дос.

— Какой там недоносок… — не удержалась Каракатын.

Дос свирепо покосился на жену, но та сделала вид, что ничего не замечает.

— Кто же станет ухаживать за чужим ребенком? — заторопилась она. — Да видит бог, эта хрычовка Суйеу кормит его одним шалавом!

— Хватит, кому сказано?

— Тебе самому хватит горло драть!

— Эй, баба! Жить тебе надоело?

— Ба! Ба! Еще угрожает! Ой, дурак старый…

Но, заметив, куда потянулась рука мужа, Каракатын прикусила язык. Дос положил рядом с собой увесистый деревянный пест, которым недавно толок насыбай. Коротконогое тело Каракатын съежилось под грязным платьем. Она теперь все время одним глазом поглядывала на пест. А разговор Доса с гостем становился между тем все оживленней.

— Теперь тебе, парень, надо жениться, понял? — убеждал Дос.

— Да я и сам об этом подумываю. — А ты не думай. Женись — и все!

Каракатын незаметно накрыла пест подолом платья. И, улучив момент, ловко сунула его под печку.

— Брось ты все эти свои сомнения… Женись! Верно говорят, что без баб жизни нет… — бубнил Дос.

— Справедливо говоришь. Только, Дос-ага, я ведь женился раз — сам знаешь, что из этого вышло.

— А ты не бери смазливую бабенку. Вот мой совет.

— Да уж какая достанется…

— Достанется, не достанется. Что за разговор? И в этом ауле есть для тебя подходящая баба.

— Не знаю, не знаю…

«Не знаю»! А старшую жену Тулеу ты знаешь? Вот и бери ее.