Кровь и золото

Я продолжал обманывать себя и других. В глубине души я сознавал это, однако не желал признаваться даже самому себе.

ГЛАВА 6

Целый месяц я не осмеливался приближаться к святилищу Тех, Кого Следует Оберегать. Я знал, что Маэл и Авикус все еще в Риме. Мысленный дар давал мне возможность урывками на6людать за их скитаниями, а иногда я даже ухитрялся проникнуть в их мысли. Время от времени я улавливал звук их шагов.

Мне даже казалось, что Маэл специально мучает меня своим присутствием, пытаясь отравить мое существование и заставить отказаться от жизни в большом городе, и мне становилось обидно.

Я ломал голову, придумывая способы прогнать их с Авикусом из Рима.

Правда, мысли об Авикусе не шли у меня из головы. Я не мог забыть его лицо. «Каков нрав у этого странного существа, – гадал я, – что у него на душе? Как он отнесся бы к предложению остаться со мной, сделаться моим спутником?» Я боялся, что никогда этого не узнаю.

Тем временем в город то и дело забредали чужаки. Я безошибочно ощущал их присутствие. А однажды ночью между сильным, вражде6но настроенным пришельцем и моими бывшими гостями – Авикусом и Маэлом – произошла жестокая стычка – Благодаря Мысленному дару я увидел полную картину произошедшего. Авикус и Маэл так напугали незнакомца, что тот исчез до наступления рассвета и дал себе слово никогда не возвращаться в Рим.

Я задумался. А что, если Авикус и Маэл взяли на себя миссию охранять город от посторонних и теперь оставят меня в покое?

Шли месяцы, и я все больше убеждался, что так оно и есть. В наши охотничьи угодья попыталась вторгнуться небольшая группа христиан. Они принадлежали к тому самому племени змеепоклонников, которое приходило ко мне в Антиохию с требованием открыть им древние тайны. Мысленный дар показал мне, с каким рвением они возводят храм, в котором намереваются приносить человеческие жертвы, и я испытал глубокое отвращение.

Но Авикус и Маэл не поддались безрассудной идее служения сатане – впрочем, нашим язычникам это имя ничего не говорило – и быстро обратили безумцев в бегство. Город снова принадлежал нам.

Наблюдая за ними издали, я отметил, что ни тот ни другой не осознают всю мощь собственной силы. Сверхъестественные способности помогли им сбежать от друидов, но пока не раскрыли уже известный мне секрет: наши силы возрастают с течением времени.

Я считал себя намного сильнее любого из них, потому что испил крови Матери. Однако со временем моя сила увеличивалась сама по себе. Я с относительной легкостью мог вспрыгнуть на крышу четырехэтажного строения – а в Риме таких домов было немало. И никаким смертным солдатам в жизни не удалось бы взять меня в плен: слишком быстро я передвигался.

Осваивая искусство убивать, я столкнулся с проблемой древнейших: необходимостью управлять собственными силами, так чтобы могучими руками не выдавить из тела жизнь, накачивающую кровь в мой рот. А крови мне хотелось все больше и больше!

Однако, увлеченный тайными наблюдениями за происходящими в городе событиями – например, за отступлением приверженцев сатаны, – я совсем забросил святилище Акаши и Энкила Наконец как-то вечером, самым тщательным образом замаскировавшись, я решился отправиться к холмам, ибо чувствовал, что пора навестить царственную чету. Я никогда не оставлял их без присмотра так надолго и не знал, насколько серьезны будут последствия подобного пренебрежения.

Теперь-то я понимаю всю абсурдность моих опасений. С годами стало очевидно, что я могу не приходить в святилище столетиями. Ничего не случится. Но в то время я многого не знал.

Итак, я пришел в новый храм и оглядел пустые стены. Я принес с собой все необходимое: цветы, благовония, несколько бутылей с духами, чтобы разбрызгивать их на одежды Акаши. Но едва я зажег лампы и воскурил благовония, как почувствовал жуткую слабость, заставившую меня опуститься на колени.

Пока я жил с Пандорой, мне практически никогда не доводилось молиться в такой позе. Но теперь Акаша принадлежала только мне.

Я поднял глаза, чтобы взглянуть на неподвижные лица, на длинные черные волосы, заплетенные в косы, на свежие льняные одеяния в египетском стиле: плиссированное длинное платье Акаши и короткую юбку Энкила. Вокруг глаз Акаши до сих пор сохранилась черная краска, умело наложенная Пандорой. А на голове царицы поблескивала золотая диадема, надетая любящими руками моей спутницы. Даже золотые змейки на предплечьях нашей Матери были даром Пандоры. И сандалии на ноги царя и царицы тоже надела она.

В сияющем свете мне показалось, что кожа моих царственных подопечных стала бледнее. Теперь, спустя столетия, я понимаю, что был прав: они быстро исцелялись от страшных солнечных ожогов.

В тот раз я очень пристально следил за выражением лица Энкила, ибо слишком хорошо сознавал, что не испытываю по отношению к нему особой преданности, и понимал всю неразумность такого поведения.

Когда я – в то время юное, пылкое создание, воспламененное просьбой Акаши вывезти их из Египта, – впервые увидел их, Энкил преградил мне путь к царице.