Кровь и золото

Потом я без труда разыскал склеп, куда она спускалась в дневные часы, где хранила свои богатые сокровища. Там стояли два великолепных саркофага, украшенные золотом, серебром, рубинами, изумрудами и крупными, идеально круглыми жемчужинами.

Почему два? Я не знал, но мог предположить, что у Эвдоксии был спутник, который покинул ее.

Пока я исследовал роскошную комнату, меня охватила тоска, подобная чувству, не оставлявшему меня в Риме с тех пор, когда я осознал, что навсегда потерял Пандору и никогда ее не верну. Даже хуже, потому что Пандора была хоть и далеко от меня, но жива, а Эвдоксия умерла.

Я встал на колени у одного из саркофагов, положил голову на руки и оплакал ее, как и прошлой ночью.

Я пробыл там немногим дольше часа, тратя драгоценное время на мрачные угрызения совести, когда внезапно с лестницы донесся звук шагов.

Я узнал шаги бессмертного, но при этом не сомневался, что ранее его не встречал.

Я не двинулся с места. Кто бы это ни был, силой он не обладал, тем более что это слабое юное существо позволило себя обнаружить.

Передо мной, освещая путь факелом, возникла молодая девушка, даже девочка, – с черными волосами, разделенными пробором и падавшими на плечи. Она выглядела не старше, чем была Эвдоксия, когда Родилась во Тьму, и одевалась столь же изысканно. На безупречном лице тревожно сверкали глаза. Девушка раскраснелась – то говорила в ней еще окончательно не утраченная человеческая плоть. Поразившая меня серьезность ее лица делала черты резче, а полные алые губы – выразительнее.

Конечно, в жизни мне встречались и более красивые создания, чем это дитя, но я не мог их припомнить. Ее очарование так потрясло меня, что я почувствовал себя абсолютным глупцом.

Тем не менее я мгновенно понял, что эта девушка была бессмертной возлюбленной Эвдоксии, что ее выбрали за несравненную красоту, ум и образованность и что, перед тем как призвать нас к себе, Эвдоксия тщательно спрятала ее.

Вот кому принадлежал второй саркофаг. Эту девушку действительно сильно любили.

Да, мои выводы были очевидными и логичными, так что можно было помолчать. Я не сводил глаз с ослепительной красавицы, стоявшей в дверях склепа с высоко поднятым над головой факелом и взволнованно глядевшей на меня. Наконец она заговорила приглушенным шепотом: – Ты убил ее, да? – Ее бесстрашие было порождено либо молодостью, либо удивительной храбростью. – Ты ее уничтожил! Ее больше нет!

Я поднялся на ноги, словно повинуясь приказу царицы. Девушка смерила меня взглядом, и на лице ее отразилась безысходная грусть.

Видя, что она вот-вот рухнет на пол, я успел подхватить ее, поднял на руки и медленно понес вверх по мраморной лестнице.

С тяжелым вздохом она уронила голову мне на грудь.

Я внес ее в богато украшенную спальню и уложил на просторную кровать.

Однако она отказалась лежать на подушках и предпочла сесть. Я опустился рядом.

Я ожидал расспросов, вспышек ярости, ненависти, хотя сил у нее было маловато. Ей едва ли исполнилось лет десять во Крови. И я удивился бы, узнав, что к моменту превращения ей исполнилось хотя бы четырнадцать.

– Где ты пряталась? – спросил я.

– В старом доме, – тихо ответила она. – В заброшенном здании. Она настояла, чтобы я оставалась там. Обещала прислать за мной.

– Когда? – спросил я.

– Когда она покончит с тобой – либо уничтожит, либо прогонит из города.

Она подняла глаза.

Прелестная девочка, которая так и не стала женщиной! Мне так хотелось расцеловать ее щечки. Но скорбь ее была неподдельна и слишком сильна.

– Она сказала, что будет битва, – продолжала она, – что ты едва ли не самый могущественный из всех, кто когда-либо приходил в этот город. С остальными справиться было легко. Но на этот раз она сомневалась в исходе дела и потому спрятала меня.

Я не смел прикоснуться к ней. Но меня снедало желание защитить ее, сжать в объятиях, объяснить, что если ей хочется колотить меня кулаками в грудь и осыпать проклятиями, то я не возражаю, а если хочется плакать – пусть плачет.

– Что ты молчишь? – спросила она с любопытством и обидой во взгляде. – Почему не говоришь ни слова?

Я покачал головой.

– А что здесь скажешь? – спросил я. – Мы сильно повздорили. Я не искал ссоры – напротив, я надеялся жить рядом с вами в мире.

Девушка даже улыбнулась.

– Такого она не допустила бы, – поспешно вставила она. – Если бы ты знал, скольких она уничтожила… Хотя… я и сама этого не знаю.

В ее словах крылось слабое утешение для моей совести, но я не поддался соблазну.

– Она говорила, что город принадлежит ей, что для защиты Константинополя нужна сила императрицы. Она забрала меня из дворца, где я была рабыней, и привела сюда среди ночи. Мне было очень страшно. Но я полюбила ее. Она не сомневалась, что так и будет. А какие истории она рассказывала! Столько она всего повидала! Когда приходили чужаки, она прятала меня и сражалась с ними, пока вновь не оставалась единственной владычицей города.

Я внимательно прислушивался к ее неспешной печальной речи и кивал в знак сочувствия.

– Как же ты будешь жить, если я тебя оставлю? – спросил я.