Кровь и золото погон

«Ну, попал! — подумал Павловский, — Как кур во щип. Но делать нечего, надо идти как-то устраиваться. Пойду в военкомат. Бог не выдаст, свинья не съест».

В суматохе и толчее уездного военкомата, где из всех углов доносился тяжёлый запах немытых тел, сырой одежды и мочи, он с трудом пробрался к дежурному и выложил перед ним свой «документ». Дежурный, быстро пробежав глазами по бумаге и не взглянув на предъявителя, бросил охрипшим голосом:

— Второй этаж, третья комната, к товарищу Елютину.

Товарищ Елютин, высокого роста, крепко сбитый мужчина лет тридцати с небольшим, в чистой солдатской гимнастёрке и до блеска начищенных яловых сапогах («Явно кадровый унтер», — с ходу определил Павловский), оказался помощником уездного военкома.

— Отлично, товарищ Иванов, — Елютин отодвинул прочитанное «мобпредписание» в сторону и приложил ладони к жарко натопленной печи, — нам кадровые очень нужны. Где служил?

Павловский для убедительности назвал свой родной лейб-гусарский полк.

— Командиром отделения до ранения служил.

— Гусар, значит? Куда ранили-то?

— Левую ключицу германцы раздробили. Но, слава богу, срослась нормально, зажила. — Он покрутил левой рукой.

— Да ты садись, в ногах-то правды нет. Сам-то из новгородских будешь?

— Новгородский. Из плотников мы.

Елютин с уважением поглядел на здоровенные кулачища Павловского.

— Вот что, разлюбезный мой гусар, — помвоенкома стал быстро заполнять какой-то формуляр, — кавалерии у нас в уезде пока нет, пойдёшь командиром разведвзвода в караульный батальон, это наша самая лучшая воинская часть в Порхове. Командует батальоном Аркадий Семёнович Каменцев, хоть и бывший полковник, но мужик в доску наш, пролетарский, в партию его будем принимать. Вот только дождёмся из Питера бумаги о его проверке. Думаю, сработаетесь.

Павловского спасло то, что, заполняя бумаги и увлечённо говоря по ходу дела, Елютин не поднимал глаз, не видел, каким пунцовым стало лицо вновь назначенного комвзвода, не заметил, как окаменели его руки и недобрым огнём загорелись глаза.

«Господи! Каменцев у большевиков, батальоном командует, в партию собирается! Но нет, конечно, это всё для прикрытия. Полковник — человек чести. Предателем он быть не может. Неужто и он сказал, что служил в гусарах?»

Елютин пододвинул несколько листков бумаги.

— Ну вот, гусар, бери приказ о твоём зачислении, продовольственный и вещевой аттестаты, продкарточки, ордер на поселение, приказ о выдаче тебе оружия, на складе сам выберешь, что тебе ближе. На первом этаже в столовой получишь продпаёк. Давай устраивайся. — Елютин пожал руку вновь назначенному красному командиру.

Павловский, словно пьяный, вышел в коридор, обтёр платком вспотевшие от страха лицо и шею, присел на крыльце, не обращая внимания на сновавших мимо него вооружённых людей, закурил, успокоился. Решил пока к Каменцеву в батальон не идти. Нужно было проверить адрес, данный полковником, осмотреться, разместиться по выданному ордеру, поесть в конце концов. Он вернулся в военкомат, нашёл оружейный склад, постучал в обитую железом дверь. В открытом окошке появилась крохотная физиономия старичка с ухоженными бородкой клинышком и усами.

— Тебе чего, мил-человек?

Павловский сунул ему приказ о выдаче оружия.

— Заходи, — промурлыкала физиономия, дверь отворилась.

В пирамидах стояли разнокалиберные винтовки и карабины: «мосинские», германские «маузеры», японские «арисаки», однозарядные «берданки». Павловский выбрал привычный ему и безотказный «мосинский» кавалерийский карабин, отвёл затвор, проверил смазку, посмотрел чистоту ствола.

— Пойдёт, — сказал оружейнику, — патроны давай, три подсумка к ним и мне ещё револьвер положен.

Старичок выложил на стол два старых патронных подсумка, относительно новый револьвер «наган», две коробки патронов и кобуру к нему, отсчитал из цинкового ящика ровно пятьдесят винтовочных патронов и, чуть подумав, выставил две германские «колотушки» — противопехотные гранаты на длинной деревянной ручке.

— Патронов для карабина маловато, — недовольно пробурчал Павловский, ссыпая боеприпасы и гранаты в свой сидор.

Оружейник пододвинул ведомость и журнал выдачи.

— Расписывайся, мил человек, и ступай с богом. Остальное в бою добудешь.

Нацепив на пояс кобуру с револьвером, закинув на плечо сидор с карабином, Павловский, улыбаясь, попрощался:

— И на том спасибо. Ну, прощевай, дядя!

В столовой ему выдали две буханки ароматного, только испеченного ржаного хлеба, две больших луковицы, два вяленых леща, два малюсеньких бумажных пакетика, один с солью, другой с молотым перцем.

— Сахару и консервов нету, — решительно заявила молодая румяная кладовщица, с интересом присматриваясь к новому военному.

— Здоровей будем, красавица, — улыбнулся в ответ Павловский, — а как тут у вас с досугом?

Молодуха кокетливо поправила выбившуюся из-под косынки русую прядь и, смерив исполинскую фигуру Павловского намётанным взглядом голубых глаз, пропела:

— Так ведь кому какой досуг требуется? Мы, чай, девушки серьёзные, с водой и хлебом досужничать непривычные.

Павловский принял игру.