Кровь и золото погон

Немолодой немецкий капитан, прилично говоривший по-русски, заметил в словах офицеров Павловского стальные нотки, готовность к бескомпромиссной борьбе со всеми врагами России. Он с тревогой наблюдал рост агрессии у ещё не пьяных русских, слышал злобно бросаемые ими фразы – «всех на эшафот», «на виселицу», «на кол», «в прорубь», «кожу с живых снимем»… Капитан шепнул Павловскому:

– Ротмистр, гражданская война – это ужас! Во что она превращает людей! Поверьте, мне искренне жаль императорскую семью, близких родственников нашего кайзера, но я опасаюсь за вас, за эту офицерскую молодёжь. Они превращаются в волков, никого не щадящих. Это страшно, ротмистр.

Павловский наполнил рюмки и спокойно ответил:

– Вы бы, капитан, о себе, о ваших офицерах и солдатах побеспокоились. Сдаётся мне, ваш кайзер, как и его несчастный кузен Николай, увязнув в войне, проморгал надвигающуюся революцию. Попомните мои слова, капитан, скоро, ох скоро, у вас загрохочут грозы большевизма. И вот тогда вспомните справедливость слов моих офицеров об эшафотах, виселицах и массовых расстрелах. В белых перчаточках революцию не задушить.

Юго-восточнее Себежа перешли советско-германскую разделительную линию и дальше шли по карте, как обычно, вдоль дорог, по лесам, обходя населённые пункты. Павловский выслал передовой дозор из трёх человек, приказав через каждые два часа докладывать обстановку. Павловскому чертовски хотелось поразбойничать, ворваться в какое-нибудь большое село, волостной центр или посёлок, пограбить, расстрелять коммунистов, комиссаров, милиционеров, советских работников. Руки чесались у многих. Поручик Костылёв канючил:

– Для бодрости духа, Сергей Эдуардович, надо бы офицерам поразмяться, большевиков погонять, девок ихних попортить…

Павловский, скрепя сердце, отвечал:

– Отставить пустые разговоры. Не по вражеской территории идём, по России. Придёт время, позабавимся.

Он решил не нарушать приказ. Гоштовт и фон Розенберг были правы – ввяжись в стычки с красными, ног не унести.

Июль стоял жаркий, засушливый, давно не было дождей. Донимали слепни, мошка и комары. Страдали и люди, и кони. День потихоньку шёл на убыль, но ночи ещё были светлые, душные. Однажды, когда солнце уже улеглось за кромку лесного моря, а сумерки ещё не наступили, прискакал офицер из дозора.

– Господин ротмистр, – доложил он, – верстах в семи, по левую сторону дороги, слышится активная ружейно-пулемётная стрельба. Дозор ищет выгодную позицию с разведывательной целью.

Павловский развернул карту. Они находились между Витебском и Велижем, как раз посередине. По данным разведки, где-то здесь начиналась зона активности «зелёных» отрядов. Он приказал офицеру:

– Отправляйтесь назад. Передайте поручику Дееву – вести разведку, наблюдать, в боестолкновение ни с кем не вступать. Если до нашего подхода станет ясно, что перед вами мятежники и вы можете войти в контакт, начинайте переговоры, но с условием встречи с нами. Одного человека немедленно отрядите ко мне. Выполняйте.

Примерно через час отряд подошёл к озеру, раскинувшемуся слева от тракта. Местность вокруг была открытой. Со стороны берега слышалась редкая стрельба. Из придорожных кустов вышел поручик Деев, старший дозора.

– Ну, господин ротмистр, и дела, доложу я вам! Похоже, отряд красных, шедший вокруг озера к дороге, попал в засаду. Вон там, у кустов ракиты, красных встретил пулемёт, многих положили.

В этот самый момент на дорогу стали выбегать люди в мокрых от пота гимнастёрках, грязной обуви. Кто в руках держал винтовку, кто «наган», некоторые были безоружными. Они затравленно озирались и, подхватив под руки раненых, стали спешно удаляться от озера. Красных, а это были они, и отряд Павловского разделяли метров пятьдесят. Ротмистр приказал:

– Дорогу перекрыть, красных разоружить, огня не открывать.

Офицеры немедленно исполнили приказ. Красноармейцев быстро разоружили и со связанными руками поставили на колени. Их оказалось полтора десятка. Вскоре появились и герои дня. Полсотни конных и пеших, одетых и обутых во что Бог послал, но хорошо вооружённых мужиков с лицами жестоких азартных охотников толпой остановились перед людьми Павловского, озадаченно поглядывая то на пленённых красноармейцев, то на незнакомых вооружённых людей. По-видимому, старший, жилистый бородатый мужичок в расстёгнутом офицерском френче, из-под которого выглядывала серая грязная рубаха, в покрытом пылью картузе, сидевший на неосёдланной низкорослой лохматой лошади, ткнул «маузером» в сторону Павловского.

– Хто такие и чьих будете?

Павловский, не слезая с коня, как можно дружелюбнее ответил:

– Русские мы. Вы, как я погляжу, тоже не из бусурман.

– Тута, – недоверчиво поглядывая, отвечал старшой, – всяких русских хватает. – Он указал «маузером» на красных. – Вам енти краснопузые с какой нужды?

– Ни с какой. Они ваши. Вам решили подсобить. Забирайте.

Старшой удовлетворённо хмыкнул в бороду, обернулся к своим и скомандовал:

– Так что, робяты, гоните ентих псов шелудивых к нам в отряд, тамочки с ими разберёмся.