Кровь и золото погон

– На том основании, милейший Николай Николаевич, – Булак-Балахович вновь некрасиво сгримасничал, – что вот уже неделя, как вы не главнокомандующий, а частное лицо. Это ведь ваш приказ? – Он положил перед Юденичем его приказ от 22 января о расформировании Северо-Западной армии. – На том основании, – продолжал Булак-Балахович, – что у эстонских властей возникли подозрения в нецелевом использовании вами финансовых средств, выделенных нашей армии союзным советом и прокурор Таллина выдал санкцию на ваше задержание и обыск. Городской полиции и мне, как эстонскому гражданину, поручено исполнить предписание прокурора.

Полицейский чиновник вручил Юденичу документы на русском и эстонском языках.

Павловский, потупив взгляд, стоял в стороне и рассуждал про себя: «Вот она благодарность эстонцев за их освобождение от красных. Мстят Юденичу за всю Россию, гады. Но мне до этого дела нет. Деньги нужны позарез».

Генерала Юденича отконвоировали в полицейский комиссариат. Все деньги, кроме французских франков и финских марок, Булак-Балахович передал эстонским властям, потребовав вернуть ему полмиллиона эстонских марок для якобы выплаты денежного содержания своим подчинённым. Вечером в кафе Булак-Балахович передал 50 тысяч франков и 50 тысяч финских марок Павловскому, 10 тысяч франков и 10 тысяч марок – штабс-капитану Гуторову. По большому счёту суммы невелики, но штаны на какое-то время можно было поддержать.

В тот же вечер воинство Булак-Балаховича, получив расчёт из личных рук «батьки», устроило в лагере грандиозную попойку с музыкой и плясками. Десятки эстонских девиц и молодых женщин до утра участвовали в этом празднике жизни. Некоторые не бескорыстно, конечно, брали даже взводные подряды. Их «горячие» эстонские парни, не пропускавшиеся строгими часовыми, охлаждали себя на морозе, нервно сжимали огромные кулаки и злобно шевелили желваками.

История с деньгами получила широкую огласку; Булак-Балахович обрёл популярность среди солдат и младших офицеров Северо-Западной армии как ревнитель армейских нужд. Но вскоре о его бандитском произволе стало известно в Лондоне и Париже. Союзники потребовали от Таллина немедленно освободить Юденича, найти и арестовать Булак-Балаховича и всех его подручных и учинить над ними суд. Генерал Юденич был освобожден, а на арест Булак-Балаховича выдали ордер. Нужно было срочно покидать неприветливую и продажную Эстонию.

Ещё до случая с Юденичем Булак-Балахович при посредничестве польского военного атташе в Риге обратился к начальнику польского государства Юзефу Пилсудскому[20] с просьбой принять его на службу для борьбы с большевиками. Шла советско-польская война, и полякам требовались союзники. В начале февраля согласие было получено, и в одну ночь отряд Булак-Балаховича снялся с места и отправился по лесным дорогам через всю Эстонию и восточную Латвию к Дынебургу[21]. Власти Эстонии и Латвии препятствий не чинили, но переход всё равно оказался рискованным. Эскадрон Павловского, поставленный в арьергард, то и дело отбивался он налётов банд «зелёных», которыми кишели леса южной Эстонии и восточной Латвии. Булак-Балахович оценил профессионализм и военный талант Павловского и вскоре назначил его командиром конного полка.

В освобождённом поляками от Красной армии Дынебурге Булак-Балахович со своим отрядом был торжественно принят командующим польской группировкой генералом Эдвардом Рыдз-Смиглы. Булак-Балаховичу вручили приказ Пилсудского незамедлительно приступить к формированию дивизии из добровольцев, пожелавших на стороне Войска Польского участвовать в советско-польской войне. Крестьяне Полоцкого, Браславского, Поставского, Лепельского уездов северной Белоруссии, натерпевшиеся от продразвёрстки и произвола продотрядов, потянулись в добровольческую дивизию.

Булак-Балахович лично объезжал формировавшиеся полки, по-отечески беседовал с крестьянами, убеждал их бороться против жидо-большевистской власти за самостоятельную, вольную Беларусь, свободную от москалей. Его непритязательная агитация в нешироком поле забитого крестьянского сознания находила благодатную почву. Особенно такие установки: если селение не оказывает сопротивления при наступлении дивизии, его не трогать, не разорять, баб не насиловать, а селян-добровольцев принимать в свои полки; в случае сопротивления или иной помощи красным селение подлежало разграблению, а селяне подвергались наказанию; бойцов дивизии в таком случае не ограничивали в своих действиях.

В дивизии был установлен строгий армейский порядок, ежедневно шли батальонные и ротные учения, но генерал не возбранял кутёж, карточную игру, присутствие в казармах продажных женщин, участие своих бойцов в торговле… Добровольцы уважали и любили своего командира, всё чаще называли его «батькой» или «атаманом».

Хорошо налаженная контрразведка информировала «батьку» обо всём, вплоть до деталей и мелочей; информаторы были всюду. Настораживало одно – не поступала информация из полка Павловского. Булак-Балахович жаловался брату: