Кровь Янтаря

Я все еще шел по Гран Конкур. Подойдя почти к его концу, я услышал громкий гогот и заметил несколько пьяных в сосиску парней, крепко обосновавшихся за столиками в открытом кафе. Одним из них был Дроппа, но меня он не засек, и я прошел мимо. Я вовсе не хотел развлекаться напропалую. Я свернул на улицу Ткачей, которая вела туда, где вверх по склону от портового района вьется Западная Виноградная. Высокая дама в маске и серебристом плаще поспешно шла к ожидавшей ее карете. Она оглянулась, и под ее домино расцвела улыбка. Я был уверен, что не знаю ее, и обнаружил, что хочу это упущение исправить. Улыбалась она очень мило. Порыв ветра принес запах дыма чьего-то очага и прошелестел сухими листьями. Я подумал: где-то теперь мой отец…

Затем по улице дальше и налево, на Западную Виноградную… Она уже, чем Гран Конкур, но все же широкая, расстояние между фонарями побольше, но освещения для ночных прогулок вполне достаточно. Мимо процокали копыта — пара всадников распевали песню, которую я не знал. Потом что-то большое и темное пролетело над моей головой и опустилось на крышу дома на той стороне улицы. Оттуда донеслось царапанье, затем все стихло. Дорога теперь походила на американские горки[12] — повороты направо, налево; иногда мне казалось, что я заплутал в этой мешанине домов. Постепенно уклон становился все круче. На одном повороте меня настиг портовый бриз, донеся первые за тот вечер соленые запахи моря. Еще чуть погодя — через два поворота, по-моему, — далеко внизу я увидел само море: покачивающиеся огни на искрящемся волнующемся черном зеркале, отчеркнутом изгибом редкого пунктира линии фонарей Портовой дороги. Небо на востоке было слегка припудрено. На самом краю мира виднелся намек на горизонт. Разок мне показалось, что я уловил далекий свет Кабры, но дорога сделала еще один поворот — и я вновь потерял маяк из виду.

Лужица света, похожая на пролитое молоко, колыхалась на правой стороне улицы, очерчивая призрачную сетку каменной кладки на дальнем от меня подъеме; разрисованный шест, на котором болтался фонарь, — скорее всего, он поддерживал репутацию какой-то издыхающей цирюльни: треснувшая сфера на его верхушке по-прежнему тлела слабым светом (ни дать ни взять, череп на палке), напоминая мне игру, которой мы когда-то в детстве забавлялись во Дворах. Несколько освещенных отпечатков ног вели прочь, становясь тусклее, еще тусклее, исчезая совсем… Я прошел мимо и услышал вдалеке крики морских птиц. Осенние ароматы поглотил запах океана. Над левым плечом небесная пудра все выше поднималась над водой, расплываясь по морщинистому лику бездны. Скоро…

Аппетит приходит во время ходьбы. Впереди, на другой стороне улицы, я заметил прохожего, одетого в темный плащ; отвороты его сапог тускло мерцали. Я подумал о рыбе, которую скоро буду есть, заторопился, поравнялся с ночным прохожим и обогнал его. Кошка на ближайшем крыльце прекратила вылизывать себе задницу и, не опуская вертикально задранной лапы, стала смотреть, как я прохожу мимо. Наверху, в одном из темных домов, спорили голоса — мужской и женский. Еще один поворот — и из бездны небес вывалился ломоть луны, похожий на всплывающее из глубин и роняющее тяжелые капли величественное животное…

Минут через десять я добрался до доков и двинулся по Портовой дороге, на которой были разбиты почти все фонари, — а те, которые горели, выглядели уцелевшими по чистой случайности. Немного света добавляли освещенные окна, несколько ведер с горящей смолой и сияние только что взошедшей луны. Запах соли и водорослей был здесь сильнее, дорога завалена мусором, прохожие одеты более ярко и более шумны, чем публика на проспекте — если не считать Дроппу. Я дотопал до дальнего изгиба бухты, где шум моря был громче: торопливое, нарастающее приближение волны, потом она разбивается о волнолом и совсем тихо плещет у самого берега; поскрипывание бортов кораблей, лязг цепей, постукивание лодчонок и маленьких рыбацких шхун о пирс или о причал… Где-то сейчас моя старая добрая «Звездная вспышка»…

По плавному изгибу дороги я пошел вдоль западного берега гавани. В поисках нужного переулка я принялся соваться во все тупики подряд — из одного пара крыс выгнала прямо мне под ноги черного кота. Все прочие запахи здесь перекрывала вонь испражнений — и жидких, и не слишком, — а неподалеку раздались вдруг крики, грохот и шум борьбы. Это навело меня на мысль, что общество здесь собирается самое подходящее. Вдалеке дребезжал бакенный колокол; где-то поблизости прозвучала произнесенная с почти нескрываемой скукой забористая многоэтажная фраза. За фразой воспоследовала парочка матросов — шатаясь, они вывернули из-за угла справа, проковыляли, ухмыляясь, мимо меня и через мгновение грянули песнь. Я подошел и посмотрел на табличку на углу того дома. Надпись гласила: «Переулок Морского Бриза».