Кровь или семьдесят два часа

С горечью и сожалением он окунулся в свой последний вечер невозвратного счастья. Ничто не предвещало беды. Взгляд стриптизера, как обычно, скользил по шелестящей листве, произрастающей из леса наманикюренных рук, пока не уперся в увядающий ствол, на котором весело играл зеленый листочек сотенной купюры. Ноги сами понесли его к подвыпившей дамочке не первой свежести. Нули на зеленом листочке делали толстый слой ее макияжа не таким заметным, а глубокое декольте с обвисшей грудью не таким отталкивающим. Встав перед ней на колени, мускулистый парень откинулся назад, так, чтобы плотно обтянутое содержимое его стрингов выставилось в лучшем свете. Не веря своим глазам, пьяная женщина схватила его за ягодицы и завизжала в экстазе. Зал подхватил ее вопли плотскими стонами и улюлюканьем. Позабыв о руках потасканной львицы на своей заднице, царь зверей с тревогой смотрел на бесхозную сотню, упавшую на сцену. Тем временем разгоряченная дамочка вошла в раж и неистово ласкала его скользкое потное тело.

Как жаль, что ей не хватало роста. С каким наслаждением она бы укусила эту манящую попочку. Женщина потеряла над собой контроль. С нечленораздельным воем она подпрыгнула и, как хищница вцепилась в дразнящую плоть обеими руками. Через мгновенье в зале наступила гробовая тишина. Ошалевшая львица держала разорванные стринги, а на ее ладонях покоился оторванный член. Грохот упавшего тела вывел окружающих из оцепенения. На полу, перед сценой, живописно распласталась членовредительница со своей страшной добычей в руках.

Подбежавшие охранники быстро привели ее в чувство и отобрали прикрепленный к стрингам муляж. Зал взорвался оглушительным хохотом. Убегая со сцены, наш стриптизер-неудачник и сам в истерике заливался смехом…

Несмотря на этот инцидент, красота его тела была по достоинству оценена, и кто-то настойчиво приглашал его на фотосессию. Он сидел, погруженный в свои грезы, и глупая улыбка играла на его лице.

— Пошли фотографироваться! — растолкала его невеста. — Сколько тебя можно звать?! Довольные гости наперебой уступали друг другу место в первом ряду. Сытые и пьяные, они все как один пытались поставить Вичу в середину их живописной группы. Но она вежливо отказывалась и пряталась за мужа.

— Никто не должен видеть мои глаза, — сказала она Диче, отворачиваясь от фотоаппарата. — Только ты! По злой воле рока это был их последний снимок вместе.

Фотография с той вечеринки запечатлела лишь профиль смеющейся Вичи, а ее любящий взгляд принадлежал только Диче.

Когда гости расходились, Вича краем уха уловила чей-то озабоченный шепот: «Наша Вика совсем плохо выглядит».

Это уже не так обижало ее и давно не пугало. Она знала, но не хотела признаваться себе в том, что, как говорят американцы, живет на время, взятое взаймы.

В последнее полнолуние, отдавая свою энергию незримым сестрам, она отправила им свои личные небольшие послания.

Как потерявшийся в просторах океана матрос бросает в море бутылку с мольбой о помощи, так и виккианская воительница доверила воздушной стихии свои маленькие просьбы. Она умоляла сестер не оставлять ее одну в самый последний и страшный момент: «Вам, не ведающим болезней, меня не понять. Но когда придет мой час, дайте мне легкой и быстрой смерти!» Вича знала, о чем просить. За годы, проведенные в больницах, она не раз видела, как долго и мучительно умирают люди с ее недугом. Это было выше ее сил — представлять себя беспомощно сидящей в инвалидном кресле, прикованной к кислородному баллону. Смотреть в страдающие глаза родных и близких.

Медленно угасать и знать, что спасения нет. Она не хотела мучить ни их, ни себя…

Однажды Вича невзначай выдала свои страхи. Случилось это во время их последнего отпуска в Южной Каролине, куда они уже многие годы выезжали всей коммуной. В тот раз все прошло на удивление гладко, словно это было затишьем перед бурей. Они отдыхали и душой, и телом. Не в пример первой вылазке, когда их незаслуженно оштрафовали в Виргинии, никакие дурные мысли не беспокоили друзей. Не беспокоили до тех пор, пока они не увидели ужасную картину на пляже. Зрелый мужчина катил к океану свою полнотелую жену на плавающем инвалидном кресле, с огромными надувными колесами. Та сидела и радовалась как ребенок. Мужчина зашел по колено в воду, кресло начало мирно покачиваться на колесах-баллонах. Но вот неожиданно набежала большая волна и, вырвав кресло из рук мужчины, опрокинула его назад. Испуганное лицо женщины скрылось под водой. В ее глазах застыл ужас, крупные пузыри воздуха прорывались сквозь плотно сжатые губы. Плавающее кресло удерживало нижнюю часть тела на поверхности прижимая голову ко дну. Подбежавшие отдыхающие с трудом вытащили грузную женщину на берег.

— Не дай бог дожить до такого! — вырвалось у Вичи. — Уж лучше сразу умереть! Слишком поздно она поняла, что натворила. Дича тут же изменился в лице, и до конца отпуска налет грусти уже не покидал его глаз. Она смотрела на него и не могла представить, через какие муки ему придется пройти, когда ее не станет.