Они поднялись на возвышенность, откуда дорога через лес вела в Вайльхайм. Там они нашли ефрейтора Понкратца, которого Гертрих отпустил домой 18 апреля. Потом они приехали в Димендорф и разыскали пехотинца Майера, отпущенного 20 апреля, у его родственников. Наконец, добрались до Вайльхайма, а оттуда отправились в Зеесхаупт. Там они нашли сразу трех выздоравливающих, приписанных к отделению Гертриха, которых он 16 апреля отослал по домам. С тех пор они дважды приезжали в Тутцинг на лечение…
– Вам этого достаточно? – спросил Гертрих. Пока они ездили, его возмущение росло от дома к дому…
– Восемьдесят раненых я еще не видел… – сказал капитан озлобленно.
– Я и не желаю их видеть… – возразил майор. – У меня нет времени, чтобы гоняться за вашими больными фантазиями. Мне хватило этих двадцати, чтобы установить, что ваши подозрения бессмысленны и злонамеренны.
Он избегал смотреть на капитана, который молчал и не выказывал никаких признаков раскаяния.
Майор повернулся к Тиссу и через переводчика сказал:
– Когда вы увидите принцессу, прошу вас, передайте ей, что я искренне прошу у нее прощения. Это не вернет принца к жизни, но, может быть, она поймет, что мы никогда не желаем смерти невиновным и что люди, которые руководствуются личной местью, – это еще не вся американская армия.
Когда они остановились перед лазаретом в Тутцинге, он добавил:
– Пожалуй, скажите принцессе, что я в ее распоряжении, если понадобится помощь..
10
Но принцесса Каликста не желала больше никакой помощи, и она даже не узнала о том, что эта помощь была ей предложена, потому что она больше не видела молодого врача, который по-прежнему оставался военнопленным и снова вернулся в лазарет.
Она хотела только одного: положить скончавшегося принца в гроб, чтобы он не был просто зарыт в землю. За это она два дня вела борьбу, которую запомнила на всю жизнь. Она ходила от столяра к столяру. Но каждый из них боялся нарушить американский приказ: ни один гроб нельзя делать для немцев. Наконец она оказалась перед дверью корабельщика Вальзера. Она умоляла его без слез, но в ее лице было столько горя, что Вальзер, немного поколебавшись, решился и к полудню привез примитивный гроб на виллу Трутц в закрытом автомобиле…
Принцесса раздела мертвого. Когда она стояла перед его обескровленным обнаженным телом, в дом впервые проникли мародеры. Это были освобожденные остарбайтеры – пленные из восточных стран, которых отправили в Германию для принудительных работ. Они не остановились и перед комнатой умершего и отпрянули только тогда, когда увидели труп. Принцесса схватила рубашку мужа и другую одежду, которую он носил во время бегства, и бросила ее мародерам.
– Берите что хотите, – жалобно сказала она, – но имейте хотя бы уважение перед покойником…
С тех пор как их привезли из Галиции на работу в Германию, они испытали столько нужды и болезней, видели столько смертей, что было бы странно ждать от них уважения перед мертвым. Они с презрением оттолкнули одежду ногами и захлопнули за собой дверь… Когда показалась привлеченная шумом камеристка, они уже исчезли, словно привидения.
Женщины положили принца в гроб. Он был таким узким, что локти рук, скрещенных на груди умершего, выступали за края гроба и не давали закрыть крышку. Принцесса испытывала физическую боль, когда смотрела на худые руки и думала о том, как будет давить деревянная крышка. Но она не хотела ломать руки и с силой заталкивать их в деревянный ящик…
В два часа дня запряженный лошадью катафалк прогромыхал по улице. Дверца катафалка не закрывалась. Они болталась и визжала. Этот визг был единственной музыкой, провожавшей принца в его последний путь. Улицы были пусты, когда принцесса и ее камеристка, сопровождаемые только супругами Трутц и госпожой фон Шварцкоппен, шли за катафалком к старому кладбищу.
Когда они внесли гроб в траурный зал, он оказался весь усыпан остатками дикого празднества, устроенного американскими солдатами, освобожденными из концлагерей заключенными и бездомными женщинами. Принцесса молча нашла метлу и очистила зал от бутылок, презервативов, женского белья и нечистот. Она и камеристка работали до тех пор, пока не приблизился комендантский час, заставлявший их возвращаться домой.
Принцесса колебалась. В отчаянии она думала: «Если «они» в эту ночь снова придут сюда, если «они» снова устроят оргию – что тогда будет с тобой, о Господи, что будет с мертвым в полуоткрытом гробу…» Она уже видела, как переворачивают гроб, глумятся над мертвым или выбрасывают его в темноту.
– Не могу… – прошептала она. – Я должна остаться здесь…
Камеристка долго боролась с ней и наконец уговорила вместе пойти домой и вернуться на следующее утро. Ночь казалась бесконечной, но назавтра они нашли гроб принца нетронутым.
Однако борьба за то, чтобы похороны состоялись, была еще не кончена. Даже могилы были предназначены только для бывших заключенных, и тутцингскому могильщику Польди было запрещено копать могилы для немцев до тех пор, пока не будет похоронен и не найдет покой последний из заключенных.