Кровь королей

Молебен за освобождение города от готов проходил в христианском соборе, явно переделанном в храм из базилики. Жрецы Иисуса в роскошных облачениях то и дело что-то бормотали, хор, состоящий из юношей, в нужные моменты им подпевал. При этом священники бродили туда и сюда, помахивая небольшими жаровнями, с курившимися в них благовониями. Жаровни распространяли сильный запах ладана.

Служба в целом не произвела на Красса особого впечатления. Сидя на приготовленной специально для него богато убранной скамье, — а стояла она на возвышении, лишь немного уступающем месту, которое занимал сам Домиций, — Красс откровенно скучал. Не будучи набожным, он никогда не приходил в восторг, посещая жреческие церемонии и в своем времени. Здесь же все было для него, как верно заметил Кассий, и вовсе чужим. Однако, желая выказать уважение Домицию, Красс лишь благожелательно улыбался, делая вид, что вслушивается в возносимые христианами молитвы.

— Может, ты все же откроешь мне тайну? — прошептал вдруг Кассий, слегка повернув голову.

— Какую такую тайну?

— Как мы взяли Немауз?

— Нашел место говорить об этом!

— Место это не хуже других. Даже лучше. Здесь нас, пожалуй, никто не может подслушать. А делать нам все равно нечего. Я чувствую, эти песнопения нам еще долго слушать придется. Так как?

— Но ты уже знаешь, ворота открыли люди Одоакра. Я ничего не скрывал…

— Это то, что известно всем. А я хочу знать, почему готы впустили их в город.

Красс едва заметно усмехнулся.

— Хорошо. Тебе я скажу. Впрочем, теперь это уже не имеет большого значения. Помнишь Эвердинга?

— Разумеется.

— Он шпион Эвриха. Именно поэтому он так старался убедить нас, что бургунды нарушили мир.

— Так значит эта гадюка виновна в гибели Третьего?!

— Нуу… Я бы так не сказал. Слишком многое тут сошлось, одному Эвердингу я бы не поверил, но о том же сообщал и Полемий. Словом, как мне ни тяжело, гибель Третьего во многом на моей совести. В конце концов, это я принимал решение.

— Все равно! Подлый предатель должен был понести наказание! Где он сейчас?

— Скорее всего, с Вилимером. Ведь это он убедил его предать нас.

— Я поражаюсь тебе! Ты знал обо всем и ничего не предпринял!

— А что я должен был, по-твоему, предпринять?

— Как это что? Схватить мерзавца и отдать палачам.

— Вот уж нет! Хватать известного нам шпиона — большая глупость. Его надо использовать. И я это сделал.

— То есть ты…

— Именно! — глаза проконсула буквально сияли самодовольством. — Я не сомневался, что он попытается склонить Вилимера на сторону Эвриха. Ведь они оба готы. И я обсудил это с Вилимером. Ну а потом наш гот великолепно сыграл свою роль. Эвердинг был убежден, что остроготы переходят на их сторону, вот поэтому гарнизон Немауза впустил в город новых «союзников». А чтоб они не вздумали проявить чрезмерную осторожность, я распустил слухи, что мы будем штурмовать город, пока не возьмем, чего бы нам это ни стоило. Таким образом, они решили, что чем больше солдат будет на стенах — тем лучше.

— Постой! Но ведь воинов Вилимера не было в городе.

— Конечно. Это были люди Одоакра.

— Где же тогда сам Вилимер? Где его семь тысяч мечей?

Красс перестал улыбаться и как-то неуверенно поерзал на своем месте, зачем-то одернув тунику.

— Он должен был уже присоединиться к нам. И привезти голову Эвердинга. Но почему-то его до сих пор нет. Я разослал разведчиков в окрестности Немауза.

Семь тысяч воинов — не иголка, но пока о них нет известий.

Они замолчали. Пение христианских жрецов стало громче, моление приближалось к концу.

— Мне кажется, — сказал вдруг Кассий, не поворачивая головы, — Ты перехитрил сам себя, доблестный Красс.

Проконсул ничего не ответил.

Утром следующего дня римская армия выступила в поход на Нарбон. Зная, что вся Аквитания по-прежнему принадлежит готам, Красс вынужден был оставить в Немаузе достаточно сильный гарнизон — четыре когорты под командованием Сервилия. Прощаясь со старым ветераном, Красс еще раз напомнил ему, что Немауз необходимо удержать во что бы то ни стало. Если готы подойдут к городу, Сервилий должен был немедля слать гонцов в Арелат и к самому Крассу.

Падение Немауза отрезало бы поредевшую римскую армию от «своей» Галлии и могло привести к печальным последствиям. Епископ Домиций, присутствовавший при этом, поклялся, что в случае необходимости рядом с легионерами на стены встанут все граждане от мала до велика, но не позволят готам вновь отнять только что доставшуюся Немаузу свободу.

Потеряв во время штурма убитыми и ранеными около тысячи воинов, а также оставив здесь гарнизон, Красс имел теперь под своим командованием всего лишь двадцать шесть тысяч солдат — от Вилимера по-прежнему не было никаких известий, — и среди них всего лишь две тысячи всадников.