Кровь королей

Устоят ли два легиона против всей готской армии? Если бы они стояли за хорошими укреплениями, в этом можно было не сомневаться. Но рвы, палисад и рогатки — всего, что они построили там, — было слишком мало. И не потому, что не успели выкопать достаточно глубокие ямы и вбить достаточное количество кольев. Нет, они бы успели. Но так приказал Красс. Эврих должен был проглотить наживку. Его армия должна была атаковать, и поэтому осторожного короля готов не должны были слишком уж впечатлить оборонительные сооружения римлян. Вот почему Четвертый и Двадцать пятый будут стоять за слабой оборонительной полосой. В этом и состоял план. Конечно, за линией легионов оставался еще резерв — тысяча всадников Цестия, но они вряд ли могли бы переломить ход сражения. Их задачей было преследование бегущих готов, если, конечно, до этого дело дойдет. И были еще несколько когорт Двадцать третьего легиона, оставленные в качестве заслона против Нарбона.

Впрочем, на эти когорты рассчитывать не приходилось. Гарнизон города вполне мог вмешаться в битву и, по приказу Красса, заслон не мог быть снять ни в каком случае.

Кассий не знал, началась ли битва. Увидел ли Эврих, что его армия сможет преодолеть палисады? Поверил ли он, что против него выстроены все римские легионы? За рядами Двадцать пятого и Четвертого стояли воткнутые в землю шесты, на которые нацепили старые плащи, разбитые шлемы и все прочее, что сумели найти. Это была идея того центуриона из Арелата — Деция Сея. Крассу она понравилась и удачно дополнила его план.

Да, план был хорошо. Но если он не сработает… Красс все поставил на удачный бросок костей. Если готы уничтожат два легиона раньше, чем остальные смогут ударить, армию римлян ждет гибель. Она будет разорвана на части и легко разбита. Красс шел на огромный риск, и Кассий в душе не одобрял такого решения старого полководца.

— Шевелись ты, крыса дохлая! — послышалось сзади и Кассий вздрогнул от неожиданности, будто центурион обращался к нему. — О чем там задумался?!

Жопу забыл почесать?! Я тебе покажу жопу! Я тебе…

Стиснув зубы, легионеры карабкались по склону холма.

Ударяя мечами в щиты, пехота готов приближалась к линии римских укреплений. Передние ряды прикрывались щитами, задние тащили связки фашин, чтобы заваливать рвы. Среди массы готских воинов выделялся отряд саксов, размахивавших грозными боевыми топорами.

— Римские псы! — кричали они. — Кровью умоетесь, дети шлюх! Мы ваших жен имели! И матерей! И сестер!

Римский строй стоял молча. Фланги Двадцать пятого легиона, который должен был принять первый удар, прикрывали шесть когорт Четвертого. Остальные когорты Копония составляли вторую линию. А еще дальше, напоминая огородные пугала, стояли лишь шесты с напяленными на них плащами. И за ними тысяча всадников Цестия.

Не дойдя сотни шагов до палисада, огромный прямоугольник готской пехоты остановился. Двадцать тысяч солдат ждали команды. Хотя саксам это было не по нутру, ждали и они — все знали, Эврих скор на расправу. Нарушить дисциплину — значит прямиком отправиться в ад.

Викторий вышел вперед. В этот бой он шел пешим. Недавний позор битвы при Дюрантисе, когда он бежал одним из первых, не должен был повториться.

Сегодня он победит или умрет здесь. Так решил комит Аквитании.

Несколько минут он смотрел на римский строй. Викторий помнил эти ряды алых плащей и похожих на корыто щитов. Помнил, что пробить этот строй нелегко. Но сегодня у него нет выбора. Приказ Эвриха был ясен и четок — пехота должна разрушить палисады, расчистив путь кавалерии. А для этого придется отбросить римлян назад.

Он потянул меч из ножен. Поднял клинок, направляя вперед и вверх.

Оглянулся на замершие ряды солдат и глубоко вдохнул:

— За короля! — выкрикнул он. — Бей римских псов! Эврих! Эврих!

Готы и саксы взревели ранеными быками, грохот оружия заглушил громовые раскаты.

— Эврих! Эврих! Смерть! Смерть!

— Вперед! — заорал Виктория, что было сил. — До смерти!

Он еще что-то орал, бешено вращая мечом, а двадцать тысяч германцев уже неслись на римлян неудержимой горной лавиной. Так начался бой при Нарбоне.

— Пилум к броску! Бей!

Высоко поднимая щиты, чтобы закрыться от смертоносного ливня, готы лезли сквозь вбитые в землю рогатки и колья, пробиваясь к палисаду, за которым стояли легионеры. Трижды накрывал их железный дождь, и каждый раз на землю валились те, кому в этот день боги определили остаться на поле. Стальные наконечники пилумов, брошенных руками легионеров, пробивали щиты, прибивая руки к дубовым доскам, падая сверху, вонзались в шею и плечи, но задние ряды напирали — и тем, кто пережил очередной залп, не оставалось ничего, кроме как с ревом лететь вперед.

Правда, на левом фланге готы с разбегу влетели в небольшое болотце, не замеченное разведкой, и, сыпля проклятьями, продирались вперед по колено в жидкой грязи. Но в центре и с правого фланга они добежали до палисада. В ход пошли топоры и специально заготовленные тараны, вверх поднялись щиты, образуя настоящую крышу — римляне за палисадом продолжали поражать атакующих камнями, дротиками и стрелами.