А вот в еде она была довольно скромной, если такой эпитет, конечно, применим вообще к члену королевской семьи. Во дворцах всегда было в избытке разных кушаний, однако же таких трат, как на картины или содержание птиц, Сара никогда не позволяла в отношении закупа ко двору какой-нибудь любимой экзотики.
Хотя, в этом, скорее всего, звучали нотки патриотизма. Выросшая на кухне Кхорна она не была податлива на соблазны Унтары или Гладшира. Это королевские дети Джеймса и Кирстен клянчили диковинные гранаты да многообразие цитрусовых, шоко-бобы, лохматый виноград, аббаты, псидиумы и тому подобное, что в Кхорне не произрастало и не приживалось.
Здесь были вполне свои сезонные диковинки, идущие не только в пищу местным, но и на экспорт в другие регионы, считавшиеся экзотикой уже там, и, понятное дело, оттуда ввозили в земли герцогства Дайнеров то, чего не было в нём самом. Торговля была одним из самых главных стержней процветания земель королевства.
И, тем не менее, Сара Темплин-Дайнер из всех мест и построек крепости была сейчас в самой для себя неподходящей, где до этого, честно говоря, даже никогда не бывала, впервые вот так живьём и вблизи оглядывая эти мрачные стены. Она опускалась по винтовой лестнице данжеона к самым нелицеприятным камерам заключения.
Конечно же, она знала план темницы, уж чертежи своих владений она знала назубок, как участвовала и в планировании размещений — размеры камер, материалы решёток, позиция двери, расстояние друг от друга и размеры коридоров — но всё это, опять-таки, лишь за обсуждением с рисованными планами в верховьях цитадели на различных заседаниях. Никогда вот так живьём в эти смрадные и тёмные помещения она ещё не заглядывала.
Правда, теперь здесь и опасаться было некого. Если прежде любой оказавшийся здесь преступник мог тянуть руки, плеваться и сморкаться на проходящих мимо, отпускать оскорбительные шуточки или прямые угрозы, то сейчас в подвалах темницы находился лишь один пленник, чьи руки, как, впрочем, и шея, были скованы широкими плотными кандалами, чьи короткие цепи не позволяли даже приближаться к решётке.
III
Шпоры сапог врезались в камень пола, верхние пуговицы брюк небрежно расстегнуты, мундир тоже раскрыт и помят, демонстрируя тканый затянутый жилет поверх светлой качественной рубахи. Удивительно, что шляпа всё ещё была на голове адмирала. И из-под её широких полов глядели потускневшие серо-голубые глаза усталым взором. Левый край губ имел бордовое потемнение от застывшей крови — следствие не слишком хорошего обращения, однако же рядом располагались опустевшие подносы, свидетельствующие, что пленник был хотя бы хорошо накормлен.
Взгляд адмирала скользил, как неспешно по коридору появившаяся с краю фигура королевы-матери, неспешно прошагала до центра решётки и вальяжно повернулась к нему лицом. Синие глаза, в слабом освещении темницы, как густые карбункулы, вглядывались в пленённую персону. Какое-то время она просто стояла и смотрела на Лейтреда, пока он первый сам не заговорил.
— Чем же обязан такому визиту? — его высокий мелодичный голос бархатно раздался среди каменных уродливых стен темницы.
— Выбранный тобою путь идёт в забвение, — сдержанно сказала королева-мать, приблизившись, — Всё, что ты делаешь, всё, что ты…
— Это хотя бы мой личный путь, — прервал он ей, покачав головой, — Ты не поймёшь.
— Не вежливо перебивать, когда с тобой разговаривает королева, — строго заметила она, — Ты же понимаешь, что твои старания тщетны? Что тебе ничего не изменить. Какой позор вот так опуститься до такого уровня, — с порицанием двигалось её лицо из стороны в сторону едва заметными движениями шеи.
— Не позор ли, что ты сейчас сюда опустилась? — усмехнулся он, отводя взор в сторону на исцарапанные разными символами камни, результаты скуки когда-то обитавших здесь лиходеев.
— Я лишь хотела посмотреть на… — томным голосом начала Сара.
— При свете дня не насмотрелась? Там у цитадели, когда нас привели на верную смерть, — с пренебрежением и наглостью, забыв былые манеры, проговорил заключённый.
— Думаю, вы все знали, на что шли. Затея изначально была самоубийством, потому вы здесь и очутились, — холодно произнесла королева-мать.
— Затея была святой, — улыбнулся Лейтред, снова взглянув ей в глаза, но затем опять отвел свой взор куда-то в сторону, словно не в силах выдержать взгляд высокопоставленной особы, — Ты не поймёшь, я же говорю.
— Дело не в понимании каких-то высших целей, — произнесла та, — А в том, что исход всё равно был предрешён.
— Зато теперь в Кхорне чистые речные и лесные дороги, — усмехнулся Лейтред, пытаясь развести руками, — Можно заснуть под деревом с мешками золота на виду и проснуться не будучи обкраденным.
— Какое благородство, — иронично заметила та, только хмыкнув, — Делаете королевству услугу, выкорчёвывая банды из лесной обители, — помотала она головой с порицанием.
— Заметь, насколько эффективнее, чем у короля, у меня это вышло. Всего несколько дней, ха! — надменно улыбался пленник.