Кровь, которую мы жаждем (ЛП)

Мы следуем за огромной толпой студентов и преподавателей, выходящих из здания и направляющихся к столовой в центре школьной территории — большому круглому зданию рядом с недавно спиленным дубом, который раньше стоял высоко.

Это историческое дерево, покрытое листвой, пострадало во время моего первого курса. Дерево, которое я помогла Руку поджечь, чтобы отвлечь Брайар и Алистера, — воспоминание, которое, как спичка, бьется в глубине моего сознания.

Но это уже не то пропавшее дерево, от которого все в восторге.

Коннер прокладывает себе путь через хаос, я следую за ним, пока мы не оказываемся на краю круга, открывая взору ужас, который вызывает массовую панику по всей территории.

Я слышу чей-то вздох, крик отчаяния другого, грохот и шепот, которые становятся все громче, чем дольше я здесь стою. У меня пересохло во рту, и я чувствую, как мое сердце бьется о грудную клетку.

У основания дуба лежит человеческая нога, искусно отрезанная по суставу и отбеленная до бледно-белого цвета. Тонкая белая ленточка завязана бантом у колена, а к ней прислонена одна единственная красная роза.

Алистер предупреждал нас об этом, говорил, что город, в котором мы начали сеять хаос, скоро начнет мстить. Мы можем скрываться от правоохранительных органов, но мы влезли в организацию, которая устала от нашего вмешательства.

Мы убили слишком многих из них.

И все, что я могу думать, это то, что они вернули свой фунт плоти.

— Это...? — шепчу я больше для себя, но Коннер отвечает.

— Да.

На молочной плоти теленка вырезано жестоким шрифтом послание. Два слова от серийного убийцы, который вернулся, чтобы преследовать свои места обитания. Предупреждение от Мясника Весны.

Я вернулся.

Мир начинает вращаться. В прекрасных, катастрофических красках, он вращается так быстро, что мои глаза не могут различить ничего, кроме пигментного пятна, и я чувствую, как моя рука падает на живот, вдавливаясь в плоть в попытке успокоить бушующую внутри войну.

Он вернулся.

Это невозможно, не так ли?

Генри Пирсон заперт внутри искусственной скалы, заперт за решеткой, пока его тело не сгниет до состояния пищи для личинок. Он никак не может просто сбежать из такого места. Он не может вернуться.

Это невозможно.

Но это его подпись. Единственная часть тела, оставленная на просторах Пондероз Спрингс, перевязанная ленточкой и снабженная посланием. Подарки, которые он оставил городу, чтобы показать, насколько он умнее всех нас. Что он смог украсть наших дочерей, жен и матерей без следа.

Это не он. Это просто подражатель. Это логичный ответ, но мой разум сейчас не позволяет мне поверить ни во что логичное.

Моя душа словно отделилась от тела, оставив меня в оцепенении и одиночестве, когда я заново переживаю все жестокие воспоминания о той ночи, когда была убита моя мать.

Вспышки крови, вытекающей из ее тела с каждым резким ударом его ножа, приглушенные крики, прорывающиеся сквозь мои маленькие руки. Он вернулся — теперь он придет за мной? Призрак, избежавший его гнева?

Я попятилась назад сквозь толпу людей, все еще зацикленных на оторванной конечности, слегка споткнувшись о ботинок и натолкнувшись на несколько случайных тел. Где-то в глубине сознания я слышу, как кто-то зовет меня по имени, но его заглушает запах.

Тот, что отказывается покидать мое тело, мой нос, даже после бесчисленных душей. Вонь разлагающейся плоти, разлагающегося тела моей матери. Он вокруг меня, затягивая меня все дальше и дальше назад в ту ночь.

Когда я была маленькой, наедине с мертвецами и со всей тишиной, которая с этим связана.

Он вернулся. Он вернулся и идет за мной.

Он...

— Остановись.

Моя спина ударяется о что-то холодное. Достаточно холодное, чтобы заморозить мой разум, мои бешеные мысли на мгновение, чтобы почувствовать запах чего— то иного, чем смерть.

Цитрусовые и свежие простыни.

— Не дай им увидеть, как ты сломаешься, Скарлетт. — Его голос ровный, как скала на фоне разбивающихся волн, которые грозят унести меня под воду. — Они не должны видеть, как ты ломаешься. Ты слышишь меня?

Ледяные руки обвиваются вокруг моих плеч, большие пальцы ласкают мою кожу нежными движениями. Весь он поглощает меня. Он входит в меня и ощущение его груди прогоняет все воспоминания.

Частичка за частичкой, все, чем является Тэтчер, утешает мой разум, заливая темноту, как урна с ветреным светом, который освещает меня. Как иней покрывает листья цветов. Защищает их. Прикрывает их.

Позволяя мне дышать, останавливаться.

Я привязываю себя к этому, к контакту кожа к коже, который он отказывается давать другим. Мое тело гудит от сырой связи, от его пальцев, проводящих по моим голым рукам. Моя голова опускается обратно на его грудь, и я вдыхаю его запах прямо под челюстью.

Там, где его одеколон наиболее силен, распространяется и задерживается.

— Уходи отсюда. Будь призраком, Лира, и спрячься. Найди тишину, — бормочет он мне на ухо, жесткость его тона не оставляет места для споров. — Ты дождешься меня, а потом сломаешься. Только тогда.

Мой кивок больше похож на судорогу, а голос звучит придушенно.