Кровь людская – не водица

«Только бы успел, только бы успел!» — молила каждая клеточка его тела.

Еще несколько перебежек и… конец.

Молодой встревоженный голос что-то тихо сказал пулеметчику. Тот спокойно и зло процедил сквозь зубы:

— Сейчас, товарищ командир, сыпанем им страху в зенки.

И дуло пулемета, захлебываясь, полыхнуло огнем. Цепь бандитов сразу же с криком и матерщиной бросилась на землю. Красноармейцы под прикрытием кольта быстро отбежали назад — концы бандитской цепи вытягивались к Бугу.

— Товарищ командир, — Тимофий поднялся и застыл перед невысоким бойцом в кубанке с пистолетом в левой руке, — спускайтесь за мной к Бугу, перевезу на лодке.

— Ты кто будешь? — К нему приблизились пытливые, строгие глаза; в полутьме лицо командира казалось иссиня-белым, почти прозрачным.

— Я? — Тимофий не нашелся что ответить. «Что ты ему скажешь? Еще за бандита примет!» — Бедняк я. За Советскую власть.

— Все! — Пулеметчик выругался. — Ни одного патрона!

Он схватил пулемет и, обжигая руки горячим стволом, еще раз выругался горестно и тоскливо.

С правой руки командира стекала черными струйками кровь. Пуля, должно быть, пробила руку навылет, и кровь капала с растопыренных болью пальцев, словно все они были ранены.

— Тьфу! Черт!

— Что ты, Иваненко?

— В плечо кусанула, — отозвался лежащий в борозде боец, продолжая бешено отстреливаться.

— Бежать можешь?

— Смогу, товарищ командир.

Под нестихающими выстрелами они побежали к Бугу. На заросший кустарником берег с въедливым свистом сыпались пули, но сила их уменьшалась, как уменьшалось с приближением к реке ощущение опасности.

Из-за разорванной тучи выглянула луна, и на реке в текучем пятнистом сиянии ожили черные долбленые челноки; их, вздыхая, неуклюже баюкала тугая осенняя волна, прибивала к пенькам верб, быть может тех самых верб, из которых они были сделаны. И челноки снова трепыхались, как птицы в клетке, отбиваясь от берега, и над водой раздавался скрежет и звон их цепей. На желтом прибрежье из руки командира сильнее забила кровь, и прерывистая дорожка протянулась до самой лодки. Казалось, это не живая теплая кровь напоила песок, а дети, играя на берегу, повтыкали в желтую отмель ровные чашечки желудей.

Ни на бледном, спокойном лице командира, ни в его темных с янтарным отливом глазах не увидел Тимофий ни признаков боли, ни обычного при большой потере крови выражения слабости, тоски. Раненый был подтянут, сосредоточен в своей стойкости.

— Подыми руку, товарищ командир! Жизнь вытекает! — как всегда, строго проговорил Горицвит и рванул изо всей силы тонкую ржавую цепь.

Пальцы, сдавленные железом, заныли, но звено разогнулось, и Тимофий повеселел: не надо было отпирать замок, сберегалась дорогая минута.

Они выплыли уже на середину реки, когда на берегу показались темные фигуры и засверкали вспышки. Вокруг лодки взлетали маленькие певучие всплески воды, похожие на голубокрылых крячков.

Выйдя на берег, все облегченно вздохнули.

— Спасибо. От Красной Армии спасибо. — Командир пожал левой рукой твердую руку проводника.

— Вам спасибо. За все. Давайте я вам рану перевяжу. Сорочка у меня чистая. — Тимофий решительно рванул ворот полотняной рубахи, в которой ходил к причастию. Мелкие пуговицы росой посыпались к ногам.

— Не надо. — Командир, улыбнувшись, вынул из кармана пакетик, велел пулеметчику перевязать плечо Иваненку, а сам поднял руку, и кровь с пальцев потекла в рукав. — Как вас зовут?

— Горицвит. Тимофий Горицвит.

— А меня Марков. Чем же вас отблагодарить?

— Ничего не надо. Говорю, сам солдатом был… Не для того революция пришла…

Хотелось сказать многое, но и всегда-то ему было трудно разговаривать, а теперь, когда густеющая кровь все капала и капала на синеватую осеннюю траву, и подавно. Он уже ровным голосом неторопливо добавил:

— В Ивчанку идите, там ежели банда и наскочит — люди отобьют.

— Будьте здоровы!

Побелевшими, крепко сжатыми от боли губами Марков поцеловал Горицвита, прижал запеленатую раненую руку к груди и пошел по луговой тропинке к хатам. А Тимофию долго еще казалось, что кровь капает на берег и вдавливается в песок, как желудевые наперстки.

«Славные ребята!» Тимофий думал о бойцах, как отец с своих детях. И красноармейцы в эту минуту думали о нем, поминая добрым словом незнакомого человека.

То, что он сейчас сделал, — ведь все могло и не так кончиться, смерть-то вокруг ходила! — поднимало Тимофия в собственных глазах, наполняло радостью. Но потом его охватило беспокойство: ведь бандиты могут забрать лошадей… Он прислушался.

По воде с того берега отчетливо донеслась перебранка бандитов. И вдруг он расслышал голос Сафрона Варчука.

«Может, показалось?..»

Темные фигуры медленно подымались на кручу. Топот копыт затих вдали.

А Варчук узнал Горицвита еще раньше, когда тот прыгнул с обрыва, ведя бойцов к лодке. Узнал и до того перепугался, что капли пота выступили на его плоском лбу.

«А вдруг и Горицвит заметил меня?»

Чуть не на коленях упросил он раздраженного неудачей Крупьяка разделить банду на два отряда — большую часть отправить в село, а несколько человек оставить в кустарнике.

Приближался рассвет.