Эрин высвободилась из объятий Джордана, но продолжала держать его за руку, изо всех сил стараясь не обращать внимания на то, каким жаром полыхает его ладонь, и боясь, что в следующий раз он может не вернуться.
На миг она остановилась, чтобы почесать львенку бархатные уши. Она-то знала, кто на самом деле спас жизнь Джордану.
— Спасибо, малыш.
Вдали, в глубине леса, завыла собака, и это напомнило всем, что они все еще в опасности. В большой опасности.
— Пора идти, — промолвил Джордан. — Если эти милые собачки удрали к себе домой, мы сможем пройти по их следам.
— Он прав, — согласился Рун. — Если эти твари — посланники Гуго де Пейна, возможно, они должны привести нас к нему.
— А может быть, они просто дикие анафемские звери, которые пришли нас убить, — горьким тоном добавила Эрин.
Но поскольку лучшего плана никто не мог предложить, группа во главе с Руном зашагала дальше. Корца внимательно осматривал почву, выискивая отпечатки лап на влажной почве или сломанные сучья. Время от времени он вскидывал голову, вбирая запах проклятой стаи.
— По крайней мере у нас есть собственная ищейка, — прошептал Джордан на ухо Эрин.
«Но куда Рун нас ведет и какие новые ужасы ждут нас на этой горе?»
Рун шел через лес по следу, изо всех сил стараясь не обращать внимания на дергающую боль в обрубке руки. После боя он внимательно оценил, насколько пострадали его спутники, зная, что ему, возможно, придется опереться на кого-либо из них.
В буквальном смысле.
Элизабет легко шла рядом с ним, она получила лишь незначительную царапину на кисти руки. Рун видел, с какой ловкостью она сражалась против анафемского пса — это напомнило ему о том, какой неистовой воительницей она была. И все-таки чувствовалось, что ей не хочется находиться здесь, от нее исходило непривычное ощущение острого нетерпения.
Как и Джордан, она блуждала мыслями где-то далеко. На ходу Рун попробовал узнать причину этого, но Элизабет лишь отмахнулась от него.
И все же он чувствовал, что в Кастель-Гандольфо что-то произошло, и это «что-то» одновременно рассердило и встревожило ее.
Она что-то скрывала.
«Но разве мы все не скрываем что-нибудь?»
Позади него шуршали листья — Эрин и Джордан с некоторым трудом пробирались по лесу, неспособные ступать так легко, как сангвинисты. Рун вслушивался в биение сердца Джордана, снова слыша все те же отголоски, напоминавшие барабанный бой. Но что бы ни владело Стоуном, похоже, его самого оно не пугало. Напротив, оно давало ему силу и спокойствие. Однако про Эрин подобного сказать было нельзя: она почти не сводила глаз с Джордана, следя за каждым его шагом, и ее сердце трепетало от страха.
Идущая следом за ними София прикрывала тыл, ее хрупкая фигурка в полумраке казалась неким лесным духом. Но Рун знал, что эта хрупкость обманчива, что в бою эта женщина смертоносна и ее два клинка способны мгновенно отыскать малейшую уязвимость в обороне врага. Помнится, в Праге она схватилась один на один с
Слева от Руна между серебристо-серых стволов буков шнырял львенок, тоже вынюхивая след
«В этих существах есть что-то необычное».
Очевидно, густые кроны леса предоставляли псам отличное укрытие, и это напомнило Руну, насколько многочисленны были эти твари в прошлом, когда в лесных чащах царил мрак даже при ярком солнце. Со времен его смертной жизни так много диких уголков природы пало под напором топоров и плугов цивилизации. И так много существ — и
Они поднимались все выше в гору, и буковый лес постепенно уступал место серебристым соснам. Где-то слева от Руна по камням струился поток, пахнущий льдом и талым снегом. Звук бегущей воды становился все громче по мере их продвижения, и громкий рев впереди свидетельствовал — там находится обширный водопад.
Наконец через лесную тень пробились отблески солнечного света, и все заторопились вперед. Рун почувствовал: здесь стая разделилась, отступив в гущу леса — очевидно, ее задача была выполнена.
«Они привели нас сюда ради чего-то».
Рун продолжал идти навстречу свету. Львенок бодро скакал впереди, не выказывая страха перед тем, что могло их ждать.
Деревья быстро становились тоньше, они росли все дальше друг от друга. Впереди открылся луг. Покатые склоны заросли травой, колыхавшейся, точно изумрудное море. В траве виднелись маленькие белые цветы, такие яркие и нежные в солнечном свете.
После долгого пребывания в темноте эта яркость ранила. Рун зажмурился, Элизабет резко выдохнула. Она была более чувствительна к свету. Когда они вышли из леса, женщина натянула на голову капюшон своей куртки, затеняя лицо.