Кровь Люцифера

Их разделило расстояние, заполненное холодным воздухом, и женщине захотелось плакать от одиночества. Она жаждала этой близости, этой связи — почти так же сильно, как его крови. Облизнула губы, ища хотя бы капель этого экстаза.

Рун прикрыл свое горло рукой.

— Вино, — срывающимся голосом выдавил он.

К Эрин постепенно возвращался рассудок — вместе со страхом, что она выпила из него слишком много. Женщина отстегнула от его пояса серебряную фляжку, открыла ее и влила немного содержимого в его губы. Серебро обжигало ее пальцы, но она держала ее ровно, лишь ахнув, когда капли вина попали на тыльную сторону ее руки, едкие, словно кислота.

Эти ожоги заставили ее окончательно принять истину.

«Я — стригой».

Рун судорожным глотком прикончил остававшееся во фляге вино, потом забрал ее у Эрин и отбросил прочь. Затем поднялся на дрожащие ноги и протянул руку, чтобы помочь женщине встать.

Она осваивалась со своим новым телом, принимая его возможности. Ее чувства обострились до невероятных пределов.

Она слышала каждый звук, ощущала каждое дуновение ветра, каждый запах был подлинной симфонией. Тьма вокруг нее словно сияла. Зло, исходящее от озера, притягивало ее, взывало к ней.

Но это было еще не всё.В

нутри ее поднимался острый голод, притягивая ее взгляд к другой стороне озера, к доносящемуся оттуда тяжелому биению. Стук сердца. Он отмечал присутствие единственного человека в этой долине.

Она желала того, что обещал ей этот стук, жаждала крови, которую гнало по жилам это сердце, стремилась утолить грызущий ее изнутри голод. Она чувствовала, как источник приближается к ней — так медленно, томительно медленно...

Она сделала шаг ему навстречу, но Рун остановил ее.

— Это Джордан, — сказал он.

Услышав это имя, Эрин моргнула, вспомнив, и потребовалось несколько невероятно долгих мгновений, чтобы теплые воспоминания приглушили эту жажду, превратив ее в глухую боль. Но все же эта жажда не ушла окончательно. Теперь им двоим опасно оставаться рядом, особенно теперь — а может быть, и до скончания века.

Рун обхватил пальцами ее запястье.

— Ты должна сражаться с этим.

Эрин не была уверена, что сможет выиграть в этом сражении. Теперь ей наконец стала понятна та борьба, которую столетиями вел Корца.

Единственная рука Руна была занята, и он подвинул Кровавое Евангелие поближе к Эрин носком ботинка, бесцеремонно толкая по снегу. Грейнджер в достаточной степени оставалась археологом — она мгновенно инстинктивно наклонилась и выхватила древний артефакт из снега, пока тот не оказался необратимо поврежден. Но как только ее пальцы коснулись потрепанного кожаного переплета, из книги хлынул золотистый свет, омывая ее тело, заглушая ее жажду.

Эрин выпрямилась, заметив, что даже сердцебиение Джордана в ее ушах теперь звучало не так громко.

Она обвела взглядом берег, и стремление вновь наполнило ее душу — теперь уже ее тянуло не к крови Стоуна, а просто к человеку, которого она любила.

— Нам нужно идти, — поторопил Рун.

Она позволила ему провести ее через эту огненную завесу, чувствуя, как ее прежняя жизнь сгорает у нее за спиной.

12 часов 17 минут

Ковыляя вдоль берега, Джордан прижимал кулак к ране в своем животе. Он не был уверен, сможет ли исцелиться от этого ранения. Ему казалось, что большую часть своей ангельской сущности, как и своей крови, он потратил на то, чтобы одолеть демона. И все-таки внутри горел язычок пламени, свидетельствовавший, что какие-то капли неземной благодати еще задержались в его теле — но Джордан чувствовал, как этот огонек постепенно угасает.

И все же он продолжал идти вперед, свободной рукою таща за собой черный меч Легиона; с клинка все еще капала кровь демона. Джордан шел через проклятый туман, истекающий из разбитой грани врат позади него. После убийства Легиона он смог ускользнуть от той булькающей и завывающей орды, что собиралась в этом тумане, — а из глубин медленно всплывали куда более крупные и опасные твари, намеренные проникнуть в этот мир.

«Ну и пусть... меня они пока не трогают».

Он выбрал единственный путь, по которому еще мог пройти, — вдоль берега, избегая двух оставшихся граней пирамиды, по-прежнему сверкающих на льду.

Чуть дальше продолжал сиять конус белого света, удерживавший Люцифера внутри, но даже сквозь черный дым Джордан замечал, что эта белизна постепенно рассеивается. Врата были повреждены, и через некоторое время ангел тьмы непременно вырвется на свободу.

И когда это произойдет, Стоун намерен был оказаться рядом с Эрин, пусть даже для того, чтобы в последний раз обнять ее хладное тело. И все-таки внутри его еще теплилась надежда, которая и гнала его вперед — один тяжелый шаг, потом другой, дальше, дальше...

«Может быть, она еще жива... может быть, я в последний раз смогу поцеловать ее».

Наконец сквозь туман пробился алый свет. Подойдя ближе, Джордан увидел, что это сияние исходит от огненной сферы, по-прежнему окружающей колонну, на вершине которой в чаше лежал Сангвис. Вырвавшись из самой гущи тумана, Стоун поспешил вперед — лишь для того, чтобы обнаружить, что сфера пуста.

Эрин исчезла.