Кровь на черных тюльпанах

— Вы, мистер Чип, уже совсем пришли в себя. У вас фантастическая способность восстанавливать свои силы и, видимо, душевное равновесие. Завидую. Это хорошо, потому что скоро мы будем в Токио и скажем друг другу «прощай». И чем быстрее, тем лучше, памятуя случай с вашим де Лореном.

Казалось, Чип не слушал генерала, потому что неожиданно произнес:

— Ну и что вы скажете?

— Интересное письмо, — спокойно ответил Чипу его собеседник. — Знаете, чем меня радуют американские журналисты? Сегодня они разоблачают ЦРУ, ФБР, Пентагон, конгресс, Белый дом и даже мафию. Посмотришь — ведь камня на камне не оставят. Повнимательнее посмотришь — все на месте. И журналисты, и ваши святыни. А новостью номер один уже становятся похождения бывшей жены бывшего конгрессмена из Вашингтона. Дева-великомученица проповедница непорочного зачатия Рита Дженретт. Десять цветных фотографий в «Плейбое» и симпатичный рассказ, как конгрессмен-супруг нежно полюбил ее прямо на ступенях Капитолия.

Чип поморщился.

— Наша печать демонстрирует свою свободу. Не всегда удачно.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь и на вашу свободу не покушаюсь. Я радуюсь за американских журналистов вместе с вами, разумеется. Извините, но мне придется быть грубым: а что, письмо вашей сестры точно так же напечатают, как и дневник Дженретт? Или, может, его уже напечатали?

— Джудит… Она заблуждалась, — Чип с трудом выискивал самые нейтральные слова, чтобы не осквернять память сестры.

— Она была права, мистер Чип. — В голосе генерала послышались нотки человека, привыкшего к тому, что он-истина в последней инстанции. — Только я не вижу ничего зазорного в ее письме. Работала на ЦРУ? Так было нужно и будет нужно. А вы сами работаете в УМС? И только в УМС? Ну смелее, смелее, какая-то Рита Дженретт не побоялась раздеться перед объективом. Скажите: «Да, я работаю исключительно в УМС», и я отпущу вам все грехи. Но не поверю.

— Я сегодня не исповедуюсь, да и вы не прихватили епитрахиль, — хрипло произнес Чип. — Извините, я устал.

Ему опять повезло, потому что пилот крикнул: «Начинаем снижаться!»

— У меня есть повод удалиться, но прежде чем уйти, хочу сообщить: за час до нашего отлета из Исламабада, в том же аэропорту взяли Клегга. Он вез оружие — вы его знаете? Ну наверняка слышали о нем. Его, понятно, отпустят, это глупость нашей таможни. Но кто ее «навел», вот ведь вопрос. Случаем, не в курсе? — не дожидаясь ответа, генерал ушел в кабину, оставив Чипа прильнувшим к иллюминатору.

«Токио. — Чип расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил узел галстука. — Токио — и потом Сан-Франциско».

Из телеграммы резидента ЦРУ в Японии, полученной и расшифрованной в Лэнгли через час после приземления «Чессны»:

«Субъект сломался. «Сержант» загнал его в угол. Предстоящие поступки непредсказуемы, но первая встреча с «Лохматым». Вылетает в Сан-Франциско сегодня».

Из телеграммы штаб-квартиры ЦРУ резиденту в Исламабаде (расшифрована через два часа после приземления «Чессны»):

«Благодарю за оперативность. Исполнение прекрасное. «Сержанта» поощрить».

Вирджил Чип стоял перед дверью, на которой была прибита табличка: «Кевин Дж. Розендейл, журналист». Прошла минута после звонка, прежде чем Чип услышал, как кто-то подошел к двери. Дверь открылась, и на пороге показался лысый мужчина лет тридцати с круглыми очками на кругленьком лице. На нем была помятая ковбойка сиреневого цвета и белые джинсы. На ногах — шлепанцы.

— Меня зовут Вирджил Чип, здравствуйте. Вы — Кевин Розендейл?

Хозяин квартиры шмыгнул носом:

— Да-да, заходите… Кевин — это я, мистер…

— Нет, Вирджил.

— Вирджил, я ждал, что ты придешь, даже звонил тебе в Вашингтон. Там сказали, что ты в командировке.

— Меня отозвали, Кевин. Я хотел поговорить.

— Вирджил, проходи, проходи. Сюда, здесь мой кабинет.

— Как всегда, бедлам, Вирджил. Извини, пожалуйста. Ты знаешь, что такое бедлам? В пятнадцатом веке в Лондоне был приют для лунатиков, названный именем Святой Марии Бетлихемской. Бетлихем стал «бедламом»… Я чту традиции наших прародителей. — Розендейл тараторил, подтаскивая стул к креслу, где уселся Чип, и водружал на стул пепельницу. — Бедлам…

Чип молчал.

— Я знаю, что ты хочешь спросить, Вирджил. Все, что я могу, я расскажу.

Чип отрицательно покачал головой.

— Нет, я спрошу тебя о другом. Я ведь уже похоронил сестру, и мне не нужны святочные истории о том, какой хорошей она была при жизни. Это я знаю лучше тебя, поверь.

— Тогда я не…

— Объясню. Мне вручили письмо Джудит, написанное за несколько часов до смерти, причем она пишет, что ее, вероятно, убьют.

— О боже!