Кровь на Дону

Атаман с воеводой дружины и сотником закончили роспись наряда, определились с запасом провизии, еще раз просмотрели маршрут выдвижения, обозначив дневные стоянки, перешли к обсуждению порядка выдвижения к Галурмаку и Карачуку обоза с охранным десятком, как появился помощник атамана:

— Дозволь войти, Михайло Тимофеевич?

— Что случилось, Макар?

— Да непонятное на хате Лидухи Зимовцевой происходит.

— Что значит непонятное?

— Она же одна живет, так? Господь муженька прибрал, детишек не дал. У нее всегда спокойно было, а ныне соседка пришла, говорит, крики из ее хаты доносятся. Да такие, что на улице слышны.

— И чего она орет? — удивился атаман.

— Так не ведаю.

— Проверить надо было.

— Без твоего разрешения то не можно. Порядок есть порядок. Жизнь казаков вольная, никто окромя атамана вмешиваться не может, да и то по нужде великой.

— Это так. Ладно, — вздохнул атаман и взглянул на Савельева, сотника: — Засиделись мы, други, не пройтись ли? Поглядеть, с чего это Лидуха белугой воет?

Порешили пойти.

До хаты дошли быстро. Около ворот много народу, и соседи, и те, кто без дела.

Атаман распахнул калитку и прошел к крыльцу.

Дверь в сени была открыта, и они с князем зашли в горницу.

Услышав раздававшиеся из опочивальни крики, Савельев вздохнул:

— Кажется, я ведаю, что тут происходит.

— И чего? — спросил сотник.

— Любовь.

— Чего? — удивился атаман.

— Любовь, говорю, — повторил князь и взглянул на атамана: — Пошто вдова в станице одна до сих пор живет?

— Так никто с ней сладить в постели не может. Пытались казаки холостые и такие же вдовые, отваливали. С ней, говорили, только ослу хорошо будет.

— Вот и нашелся осел, — усмехнулся Дмитрий.

— Ничего не пойму, — покачал головой сотник, — какой еще осел?

— Есть у меня ратник один, а вот как снюхался с казачкой, то разбирать треба.

— Разберемся, — кивнул атаман и открыл дверь в опочивальню.

Разбросанная одежда, на разобранной кровати два голых, потных тела, местной Лидухи и… Осипа Горбуна.

Баба взвизгнула, завидев Лунина и чужого, скатилась с кровати, завернулась в простыню.

Поднялся и Горбун, надел портки, что валялись рядом.

— И что это? — спросил атаман.

— Так… — промямлил Горбун, — …это мы… с Лидой миловались. А что? Я холостой, она вдовая, имеем право. Греха в том нету.

— Кто тебя из гостевого дома отпустил? — спросил у него Савельев.

— Гордей Бессонов.

— И по какой надобности?

— Сказал, что прогуляться хочу.

— Да, ратник, прогулялся ты славно, вы с Лидухой половину станицы на уши поставили своим криком, — рассмеялся атаман.

— А ты не завидуй, — выступила Лидуха. — У тебя с женой так, как у нас с Осипом, никогда не будет.

— Нам-то и не треба, — хмыкнул атаман и подмигнул Савельеву: — Скажи, князь, может, твой ратник заберет к себе Лидуху, а то у нас в станице чахнет баба.

— Это дело Горбуна.

— Я согласный, — тут же ответил Осип.

— А я-то какая согласная! Хоть щас уйду с Осипом, — обрадовалась Лидуха.

— У людей дело, — строго прервал ее атаман.

— А ты подумай, Михайло Тимофеевич, кто ратным и казакам трапезу готовить будет? Но трапезу ладно, они и сами сготовят, поди, привыкшие. А как ранят кого? Кто поможет? У меня же в знахарском деле познания от покойной матери остались.

— А ведь и правда, я как-то забыл, что ты людей лечить можешь, — проговорил Лунин и повернулся к Дмитрию: — На самом деле, князь, Лидуха — умница, мастерица на все руки, и как стряпуха, и как швея, и как знахарка. Не послать ли ее с дружиной и сотней? Это она тут сейчас бойкая такая, потому как защищенная. А в походе присмиреет, и не услышишь. И пригодиться может. То верные слова.

— И где ее держать? При сотне? Тогда я ратника своего в Галурмаке не увижу, все будет норовить сбежать к бабе. Запрещу это, так Горбун тот еще хитрец, найдет повод, — улыбнулся Савельев.

— А у себя держи, там между селениями идти нет ничего, пусть Лидка мотается туда-сюда, а ночует при дружине.

— Правильные слова, — кивнул Горбун.

— Помолчи, тебя не спрашивают, и оденьтесь вы, наконец, а то срам один, как… как бродяги.

Лидка, поняв, что сейчас норов показывать не след, скромно потупилась, поправив на себе простыню.

— А вы выйдите во двор, мы и оденемся, — ответил Горбун. — Не при вас же голыми вещи собирать.

Савельев взглянул на атамана:

— Пошли отсюда, пусть оденутся. — И кивнул Горбуну: — После чего бабу в дружину. Гордею передашь, пусть проверит, какая она знахарка. И держи при себе, понял, Осип?

— Как не понять, князь? Понял и благодарствую!

Атаман, воевода и сотник, находившиеся в светлице, вышли через сени во двор подворья вдовы Лидухи Зимовцевой. На улице атаман сказал Савельеву:

— То, что Лидка пойдет с вами, добре. Не гляди, чего нынче было. То с голодухи дорвались друг до друга. А так Лидка баба хозяйственная, сурьезная, не гулящая. В хате и во дворе всегда чисто. Душа у нее светлая, завсегда готова людям на помощь прийти.

— И что, на самом деле лечить умеет? — спросил Дмитрий.