Кровь на Дону

Лидуха из-под платка, закрывавшего все ее лицо, всхлипнула:

— Это что же, Анвар, на дружину вся рать местная пошла!

— То не наше дело.

— Как не наше? Там Осип… князь.

— Они знают, что делают.

— Да, знают, от нас уводят. Ох, Господи, побьют их басурмане проклятые!

— Не волнуйся, твой Горбун выживет, он живучий.

— И не ведаю, где он, родной, что с ним, может, уже убит?

— Не болтай глупости, и вообще замолчи, женщина, турки услышат, будет тебе Горбун в виде копья в живот.

Лидуха тут же умолкла.

Как ни странно, но городьбу дворца объехали без остановок. Ближе к забору стояли конные, а на улицу не выходили. Видать, еще больше их было внутри, откуда раздавалось множество разных команд, и галдели мужчины.

Заехали на южную сторону городьбы, в двадцати саженях от нее. Здесь ратников больше, но и те на конях у городьбы. Отъехав немного, у одиночной старой чинары Баймак остановил коня. Слева переулки, там всадники. Справа и дальше — конюшня. А вот там вместо двух охранников все четверо смены. Видать, подняла суматоха среди отдыхавших воинов, вот они и пришли на помощь товарищам.

Баймак повернулся к порту. К дальней городьбе жались Агиш, Черный, Гардай и Туран.

— И чего встали? — проговорил Анвар.

Вдруг сзади раздался окрик:

— Эй, в арбе!

Баймак обернулся. Кричал десятник охраны внешней стороны городьбы дворца.

— Да, господин?

— Чего тут надо?

— Так прячемся с женой от неизвестных, что напали на город.

— Нельзя здесь стоять, давай в проулок.

— Да какой проулок? Все забито, еле вышли оттуда. С Восточной улицы мы, все кричали, что туда дружина русских подалась.

— Ты зубы мне не заговаривай, сказал, проваливай, значит, проваливай!

— Так куда, если только к конюшне?

— И туда нельзя.

— Ну, хоть рядом.

— Да езжай уже, идиот, а то еще Юнис-бей из окна дворца увидит. Прячься, где хочешь, только на виду не будь.

— Я проеду к воротам порта, можно?

— Хоть к шайтану!

Баймак направил коня к конюшне. Тут же с места сорвались Агиш, касимовцы и Филат Черный. Они пошли вдоль ворот, где стояла сотня, и, когда сотник хотел остановить их, резко отвернули вправо и направились к конюшне. Охрана спохватилась поздно. Не успев выхватить оружие, охранники упали от сабельных ударов воинов группы. Агиш и Черный развернули коней к сотне. Сотник смотрел на происходящее с открытым ртом, он никак не ожидал подобной дерзости. А соскочившие с коней касимовцы сбросили деревянные накладные затворы с дверей, распахнули ворота. Сотник очнулся, понял, что сейчас может произойти, и отдал команду. Сотня сорвалась с места, но только создала кучу, конные наезжали друг на друга. Сотник упал, и его раздавил собственный конь.

— Русские в порту! — закричал кто-то, и это сразу вызвало суматоху.

А ворота открыты, касимовцы с Агишем и Черным на конях, встали вчетвером, прикрывая повозку. С нее сорвался Баймак, с факелом и огнивом в руках бросился к воротам, но тут пущенная кем-то стрела вонзилась ему в ногу. Стреляли из-за городьбы дворца. Там только сейчас поняли, что арсенал вскрыт. Баймак упал. Десяток сотни навалился на служивых татар и Черного, завязалась сеча.

Корчась от боли, Анвар пополз к воротам, но не успевал. И тогда с арбы спрыгнула Лидуха. Подбежала к нему, подхватила факел, огниво и крикнула:

— Уходите, я все сделаю! — И скрылась в арсенале.

Тут уже стало не до сечи. Турки, крымчаки, бросив поле боя, на котором остались лежать изрубленные Икрам Гардай и Рустам Туран, кинулись, кто куда. Следом за ними охрана и те, кто еще был у входа в порт.

Агиш и Черный подхватили раненого Баймака, вытащили стрелу из ноги, бросили тело в повозку, запрыгнули сами и погнали ее за дворец…

Лидуха, оставшись одна в конюшне, схватила со стены топор, который для какой-то надобности висел тут вместе с багром, сбила крышку с ближайшего бочонка, в котором лежал черный зернистый порох. Бочонки стояли в несколько рядов вверх и по всей конюшне. На глазах ее навернулись слезы. Лидухе так не хотелось умирать, ведь только-только пришла настоящая любовь, но иначе она поступить не могла. Выбила ударом кремня о кресало искры, и трут воспламенился. От него вспыхнул факел. Рука женщины задрожала, все ее тело пробила дрожь. На мгновение мелькнула мысль — может, не надо? Выбросить факел на улицу, выйти? Но что ждет ее там, на воле? Стрела в сердце? Удар кривой сабли по голове? Или потом нож по горлу на плахе во время казни? Все одно умирать. Уж лучше так…

Закрыв глаза, она бросила факел в бочку с порохом…