Кровь на Дону

— Есть ли потери в дружине? — спросил Некрасов.

— Есть. Четверо погибших и еще… местная казачка.

— Ведаю, что была такая с вами.

— Ее мой ратник Горбун полюбил, хотел забрать с собой на Москву, дюже горюет.

— То понятно. Гибель близкого человека всегда горе.

— Вот сегодня будем хоронить павших, с собой их не взять, не довезем. Да, а как там рать княжича Долгинина?

— Порядок. Побила три-четыре сотни турок, отошла, когда вы далеко ушли, и боле некому было вас догонять. Она сейчас в переходе к основному войску.

— А что Астрахань?

— Астрахань наша. Не вышло ничего у Касима-паши и Девлет-Гирея, их рати отходят к Азову, мы провожаем. Разумеешь, о чем я?

— Разумею. Идут рати и не ведают, какой подарок их ждет в Азове.

— Девлет-Гирей тому только рад будет.

— А Касим-паша? Ему как в Крым идти?

— Это его дело. Если вообще останутся у него люди. Наши летучие дружины шибко сильно треплют их.

— И поделом, нечего ходить на наши земли войною.

— Твоя правда. Я, с твоего дозволения, отдохну до обеда да обратно отправлюсь?

— Конечно, отдыхай. На то моего дозволения не треба. А место? Место тебе укажет атаман.

— Да. Дом у него большой, ране у казаков меньше были.

— Растут станицы, крепчает казачество, отчего не строить дома большие?

— И тут ты прав. Где найти атамана?

— Пойдем, он наверняка во дворе.

Лунин выделил гонцу отдельную комнату своего большого дома, а после обеда Фрол Некрасов уехал.

В станице начались похороны. Проходили они и по православному и по мусульманскому обычаям. Из какого-то селения, что южнее Дугановки, казаки привезли муллу, он с помощниками занялся похоронами касимовских татар. С погибшими простилась вся станица. Гробы с Баженом Куликом и Лавром Нестеровым и завернутые в саван Икрам Гардай и Рустам Туран рядом. При прощании не делили погибших по религии. Оплакивали всех.

Ратников похоронили на станичном кладбище. Уложили в могилу и гроб с вещами Лидухи. Священник противился этому, но у Горбуна остался ее нательный крестик. Как-то сорвался во время утех, Осип не успел отдать. С крестиком священник дал согласие на похороны.

Татар похоронили рядом с кладбищем, обнеся участок с холмиками и городьбой. После этого, по обычаю, устроили поминки.

Горбун напился так, что его увели в подвал, от греха подальше. В остальном все прошло спокойно, достойно.

Под вечер Савельев зашел в горницу, где сидел атаман с помощником, что-то обсуждая. При появлении князя сотник поднялся, вышел.

— Присаживайся, Дмитрий Владимирович, — указал атаман на лавку.

— Да я ненадолго. С утра мыслю отправиться на Москву. Треба заняться провизией, сеном, водой.

— О том не беспокойся, дадим столько провизии, что еще и на Москве товарищей угощать будете.

— Вы тут посматривайте за округой. Азов разгромили, но от Астрахани скоро подойдет сюда и крымская орда, и турецкие янычары. Мыслю, Касим-паша, завидев, что сделано с крепостью, может решиться направить войска на опустошение казацких земель.

Атаман ответил:

— О том ведаю, да и другие атаманы тоже, — ответил Лунин. — В ближайшие дни соберем круг, порешим, что делать. Ты думай о возвращении, а мы тут у себя разберемся.

— Добре, Михайло Тимофеевич. Вот вроде и задание выполнили, а на душе горько.

— Это оттого, что людей потерял. У нас тоже сегодня впервые поминки по Лидухе тихо прошли. Чтобы казак не напился на поминках, такого еще не было. А вот сегодня случилось. Потому как скорбь великая у казаков, пораженных подвигом обычной казачки. Кто бы мог подумать, что она способна на такое.

— Да, на такое способен только сильный и преданный своей земле человек.

— Предложу хутор Беговой ее именем назвать. Пусть будет Лидиным хутором.

— Это правильно. В этом полностью поддерживаю тебя. Царю непременно доложу о той неоценимой помощи, что оказала нам твоя станица. Думаю, без награды и милости не останетесь.

Эти слова были приятны атаману. Он желал того, однако виду не подал, потеребил ус:

— Да не за награды и милости воюем, Дмитрий Владимирович, за Русь свободную.

— Достойный ответ, но и отказываться от наград не след.

— Наградят, не откажемся.

Савельев встал, прошелся по горнице:

— И чем занять себя, не ведаю.

— Коль не ведаешь, чем занять себя, — ложись спать. Или мое вино не взяло тебя? Так могу налить еще.

— Не надо. Пойду, попробую уснуть, а ты озаботься обозом.

— Непременно.

Савельев прошел в свою опочивальню, разделся, лег на кровать.

Перед глазами меняли друг друга эпизоды рейда в Азове, вот сшибки у мечети и рынка, вот на Восточной улице, мощные взрывы, прорыв. Лидуха, Бажен, Лавр, Икрам, Рустам. Навсегда они останутся в памяти. И вдруг возник образ Ульяны:

— Ну, чего ты маешься, родной. Сделал все, что мог, не кори себя, ни в чем твоей вины нет. Возвращайся быстрее, мы тут ждем тебя.

Савельев тряхнул головой, поднялся, выпил воды из чаши и подошел к окну. А на улице мелкий дождь. Словно небо после похорон оплакивало души погибших. Может, так и было на самом деле.

Князь снова прилег и на этот раз провалился в бездну крепкого, без всяких видений, сна…