Кровь на эполетах

15 июня объединенная армии России, Пруссии и Швеции (последняя присоединилась к коалиции в последний момент) форсировала Эльбу и подошла к Лейпцигу. По иронии судьбы, именно здесь, как и в моей реальности, должна была состояться грандиозная битва. Переправа через реку прошла без сучка и задоринки. Я подсказал Багратиону, как навести мост из заранее подготовленных понтонов, которые соединяют в цепь на своем берегу, а затем течение разворачивает ее поперек реки. Князь опробовал метод на Шпрее, убедился в его эффективности и отдал соответствующий приказ. Переправы наводили русские саперы. Наплавных мостов построили несколько – в тех местах, где французы нас не ждали. Первой на левый берег реки перешла кавалерия, следом двинулась пехота и пушки. Поняв, что его обыграли, Даву отвел войска к Лейпцигу, где и укрепился, заняв господствующие высоты. 21 июня обе армии встали друг против друга и принялись готовиться к сражению, которое обещало стать кровопролитным. Войска коалиции под командованием Багратиона (считай, Александра I) превосходили французов численностью, но уступали им в плане организации и дисциплины. Разноязыкая армия, где пруссаки и шведы подчинятся Багратиону номинально. Захотят – выполнят приказ, не захотят – саботируют, и что ты им сделаешь? Нажалуешься Фридриху Вильгельму или Бернадоту[91]? Ну, погрозят они пальцем виновнику, возможно, отберут какой-то орденок, но битва-то проиграна.

На душе у меня было погано: крови прольется море. В моей реальности французы под Лейпцигом потеряли около 70 тысяч человек, включая пленных, союзники – около 54 тысяч ранеными и убитыми, из которых 23 тысячи – русские солдаты и офицера. Получил смертельное ранение генерал-лейтенант Неверовский, были убиты еще семь генералов. В русской армии царила мрачная решимость: все собирались драться, но подъема, который имелся в России, не наблюдалось. Воспользовавшись паузой, я навестил свой полк, где по-прежнему числился командиром. Так здесь принято: служишь в Свите, но по спискам – в полку.

Услышанное от Спешнева встревожило. Полк собирались использовать как обычный егерский. То есть ставить в линию, стрелять по колоннам французов, а потом идти в штыки. Представляю потери… Мой бывший батальон – де-факто спецназ в этом времени. Бросить его в рукопашную – идиотизм. Только начальство не убедишь. Кто станет слушать майора, пусть даже из Свиты императора? Сходить к Багратиону? Пошлет. Он все понимает, но царь требует победы – решительной и безоговорочной. Тут не до какого-то полка.

Офицеры ходили мрачными, и я предложил Спешневу посидеть, как бывало. Он согласился. Быстро организовали стол. Провианта хватало – пруссаки поставляли его бесперебойно. Кое-что прикупили у маркитантов. Нашлось, что выпить и закусить. После пары тостов я взял гитару:

Мы так давно, мы так давно не отдыхали.
Нам было просто не до отдыха с тобой.
Мы пол-Европы пешим маршем прошагали,
И завтра, завтра, наконец, последний бой.
Еще немного, еще чуть-чуть…
Последний бой – он трудный самый.
А я в Россию, домой хочу,
Я так давно не видел маму!..

[92]

Лица старших офицеров посуровели, у юных прапорщиков – наоборот, приобрели мечтательное выражение. Сейчас добавим:

Который год нам нет житья от антихристов.
Который год соленый пот и кровь рекой.
Ну, что ж, друзья сойдемся завтра в поле чистом.
Я так скажу: «Месье, пора вам на покой…»

Офицеры заулыбались. Пою припев и завершаю:

Последний раз сойдемся завтра в рукопашной,
Последний раз России сможем послужить.
А за нее и помереть совсем не страшно,
Хоть каждый все-таки надеется дожить!..

– Умеете вы настроение поднять, Платон Сергеевич, – сказал Спешнев, когда я смолк. – Что ж: последний – так последний! – он сжал кулак.

– Хотел быть завтра с вами! – вздохнул я. – Только не позволят.

– Вам нельзя, – покачал головой Синицын. – Мы сгинем – невелика потеря, а вот вы у России такой один. Сколько уже сделали! Говорят, даже наследника у государыни приняли.

– Было дело, – кивнул я. – Ее императорское величество так пожелала.

– А еще немца-акушера пинками от государыни прогнали, – продолжил Потапович.

Надо же! И здесь знают.

– Пинать не пинал, но за шиворот волок, – признался я. – А вот нечего к русской императрице с грязными лапами лезть!

Офицеры захохотали.

– Какой он, наследник? – спросил Синицын.

– Младенец как младенец, – пожал я плечами. – Ест, спит, пачкает пеленки. Даст Бог, вырастет умным и здоровым.