Кровь на колёсах

— Кунаев, — представился бывший начальник, — соедини меня с Абрамовым, он, наверное, сейчас в гостинице.

Через пару минут дежурный ответил:

— Товарищ начальник! Абрамова уже нет на работе, он минут двадцать как ушел.

— Ты что, Бердыев, не слышал, что я тебе сказал? Найди мне Абрамова и соедини. Ясно?

— Так точно! — отчеканил дежурный и повесил трубку.

Минут через тридцать нас соединили.

— Абрамов, доброй ночи! — глухо сказал Кунаев. — Все вышло так, как я тебе говорил. Я уже не начальник. Ты понимаешь, что будет дальше? Не знаю, сколько у меня времени, но я хочу встретиться с тобой и передать кое-что. Там, в пакете — все, и если ты займешься этим делом, то сумеешь всех вывести на чистую воду. Я здесь никому не верю, и поэтому рассчитываю только на твою порядочность. Ты единственный, кому я могу довериться. Сейчас время позднее, завтра буду ждать тебя в восемь утра у себя дома. До встречи!

Мои часы показывали одиннадцатый час ночи.

Не дожидаясь утра, я быстро оделся. Поймал такси и направился к Кунаеву.

Он сидел в кресле, глотая рюмку за рюмкой. Но неимоверное напряжение держало его в надежных клещах. Тогда он достал вторую бутылку. Но шум подъезжающей машины заставил его отложить задуманное и подойти к окну.

Увидев, что опасности нет, он открыл дверь, впустил меня и тщательно прокрутил ключ в массивном замке.

Разговаривали мы часа два. На прощание он протянул мне толстый пакет и, не скрывая облегченной улыбки, тихо произнес:

— Это бомба для председателя КГБ. Прошу тебя, отомсти за меня и за тех, кто погиб. Я надеюсь на тебя, Абрамов, только ты можешь это сделать!

Я поблагодарил его за доверие и, сунув пакет за пазуху, вышел.

Кунаев посмотрел в окно и, убедившись, что я ушел, вернулся в кресло. Он наливал себе еще и еще, иногда закусывая, иногда забывая.

Вдруг в соседней комнате послышался легкий шум, словно кто-то быстро открыл окно. По его ногам прокатилась волна холодного воздуха. Он тихо поднялся, прошел в комнату и стал открывать вмонтированный в стену сейф. Достал оттуда наградной пистолет и, стараясь не шуметь, заглянул в комнату, из которой минуту назад слышался явный шум.

Комната была пуста, Кунаев сунул пистолет в карман и снова вернулся в зал. Из соседней комнаты, мяукая, вышел кот и стал тереться о его ноги.

— Есть, бродяга, хочешь, — сказал Кунаев, — проголодался. Сейчас покормлю.

Он пошел в кухню, чтобы покормить голодного кота…

Соседи Кунаева проснулись от зарева и едкого дыма, который проникал сквозь закрытые окна и двери.

Выскочив на улицу, они увидели, что дом начальника городского отдела милиции полностью объят пламенем. Пожарные ничего поделать уже не могли.

Разбирая в свете прожекторов дымящиеся остатки некогда шикарного дома, они наткнулись на обгоревшее тело.

По орденам и именному пистолету пожарные дознаватели сделали вывод, что это труп бывшего начальника городской милиции. Суетившиеся санитары положили останки на носилки и увезли в местный морг.

Спасти хоть какое-то имущество было абсолютно невозможно.

Я подъехал к дому Кунаева к восьми часам утра и был ошеломлен происшествием.

«Теперь у них остался только один человек, который видел в лицо Хозяина, — подумал я, — это Шиллер».

Я садился в машину под прицелом колючих глаз Кондратьева и Каримова.

Судьба Шиллера была мне ясна — ему оставались дни.

* * *

У себя в кабинете я начал работу традиционно — подтянул стул под люстру и влез на него. Плафон был пуст. Еще вчера, перед тем как пойти домой, я проверил — микрофон был на своем законном месте.

«Молодцы! — похвалил я Каримова. — Теперь, после гибели Кунаева и ареста Шиллера, их проблемы исчезли. И прослушка им не нужна».

Я сел за стол и начал писать отчет в ГУУР МВД СССР. Отчет получился большим, и я закончил его только к концу дня.

— Ну, вот и все, — сказал я себе и поставил точку. — Конец. Пора домой.

Отчет я запер в сейфе и отправился в гостиницу.

«Все, Аркалык, прощай! Три дня — и меня здесь нет», — думал я и чувствовал безмерную тоску по дому.

Вдруг кто-то сильно схватил меня за локоть и потянул куда-то в сторону.

Оглянувшись, я увидел Уразбаева.

— Виктор Николаевич! Дошли слухи, что вы скоро уезжаете? А как же я? Мне что, всю жизнь скрываться, жить на чужих квартирах?

Я в тот момент не знал, что ответить.

— Подожди, Расих, даже не знаю, что сказать. Могу тебе предложить сейчас лишь одно решение. Тебе необходимо самостоятельно поехать в Набережные Челны и добровольно сдаться в милицию. Все остальное в Челнах сделаю я. Пока ты в Аркалыке, я тебе помочь не смогу. Ты здесь в постоянной опасности. Эти люди любого в асфальт закатают. Не пощадят никого. Пока я с тобой работал, о тебе никто не знал. Сейчас я уезжаю, и о нашем сотрудничестве, кроме нас с тобой, никто не узнает. Но помочь я смогу только в Татарии. Напишу письмо в суд от МВД о твоей помощи, оказанной следствию. Суд должен оценить твой вклад.

— Хорошо, я понял. Напишите ваш казанский телефон, — попросил он.

Я взял его блокнот и написал на нем три своих служебных номера.

— Спасибо, Виктор Николаевич, — услышал я, — обязательно позвоню. Только не забудьте меня!