Кровь на снегу

Мой мозг регистрировал и толковал звуковые волны, переводя их в слова, после чего начинал их анализировать. Сын. Возможно ли это? Одна мысль поразила меня: то, как он скидывал с себя ботинки. Как будто бывал в этом доме много раз. Как будто когда-то жил там.

Я повесил трубку.

Корина Хоффманн смотрела на меня с ужасом. Она надела другое платье, волосы ее еще не высохли. Было четверть шестого, и она, как и в другие дни, смыла с себя запах покойника перед приходом мужа.

Я только что рассказал ей, что получил задание ее убить.

Она попыталась захлопнуть дверь у меня перед носом, но я слишком быстрый.

Я поставил ногу между дверью и косяком и открыл ее. Корина попятилась назад, в освещенную гостиную. Ухватилась за спинку дивана. Как актриса, использующая реквизит на сцене.

– Прошу вас… – начала она, подняв перед собой руку.

Я заметил блеск. У нее на руке было большое кольцо с камнем. Раньше я его не видел.

Я сделал шаг вперед.

Корина громко заорала диким голосом, схватила настольную лампу и бросилась на меня. Я так удивился нападению, что едва успел увернуться от удара. Это усилие и инерция движения заставили Корину потерять равновесие, но я успел подхватить ее. Я ощутил ладонями ее влажную кожу и вдохнул тяжелый запах. Интересно, в чем она искупалась? В самой себе, что ли? Я крепко держал ее, чувствуя быстрое дыхание. Боже мой, я хотел овладеть ею прямо здесь и сейчас. Но нет, я не такой, как он. Я не такой, как они.

– Я пришел сюда не затем, чтобы убить тебя, Корина, – прошептал я в ее волосы. Я вдохнул ее запах, это было все равно что вдохнуть опиум: я почувствовал опьянение и одновременно обострение всех чувств. – Даниэль знает, что у тебя был любовник. Беньямин. Он мертв.

– Так… так Беньямин мертв?

– Да. И если ты будешь здесь, когда вернется Даниэль, он и тебя убьет. Ты должна пойти со мной, Корина.

Она посмотрела на меня, растерянно моргая:

– Куда?

Удивительный вопрос. Я ожидал скорее «почему», «кто ты такой» или «ты врешь». Но вероятно, она инстинктивно почувствовала, что я говорю правду, что дело срочное, и перешла прямо к сути. А возможно, она просто сбита с толку и пала духом, и первое, что она смогла сказать, – это «куда».

– В комнату за комнатой, – ответил я.

Глава 7

Она сидела, сжавшись в комок, на единственном кресле в моей квартире и сверлила меня взглядом.

Так она была еще красивее: напуганная, одинокая, незащищенная. Зависимая.

Хоть это и излишне, я объяснил, что квартира у меня очень скромная, простая холостяцкая берлога с одной гостиной и нишей для кровати. Здесь было чисто и убрано, но это место не для такой женщины, как она. Однако у моей квартиры было одно большое преимущество: никто не знал, где она находится. Точнее говоря, никто – в буквальном смысле никто – не знал, где я живу.

– Почему? – спросила Корина, отхлебывая из чашки кофе, который я ей сварил.

Она попросила чаю, но я пообещал ей чай на следующий день. Я сказал, что пойду и куплю чай, как только откроются магазины, и что я знаю, как она любит пить по утрам чай, поскольку пять последних дней подряд смотрел, как она пьет по утрам чай.

– Если ты выполняешь такую работу, как я, то лучше, чтобы никто не знал твоего адреса, – ответил я.

– Но ведь теперь я его знаю.

– Да.

Мы пили кофе в молчании.

– Значит, у тебя нет ни друзей, ни родственников? – спросила она.

– У меня есть мама.

– Которая не знает…

– Да.

– И она наверняка не знает ничего о твоей работе.

– Да.

– А что ты рассказывал ей о своих занятиях?

– Продавец.

– В магазине?

Я посмотрел на Корину Хоффманн: ей действительно интересно или она просто болтает?

– Да.

– Подумать только.

По ее телу прокатилась дрожь, и она скрестила руки на груди. Я включил отопление на полную катушку, но, когда в квартире обычные окна, а на улице больше недели стоит двадцатиградусный мороз, холод победить нелегко. Я постучал пальцами по чашке.

– Что будешь делать, Улав?

Я поднялся со стула:

– Посмотрим, смогу ли я найти для тебя шерстяное одеяло.

– Я хотела сказать, что мы будем делать.

Она была в здравом уме. Если человек перестает думать о том, чего он не в силах изменить, и двигается дальше, значит он в здравом уме. Хотел бы я быть таким.

– Он придет за мной, Улав. За нами. Мы не можем вечно прятаться здесь. То есть можем до тех пор, пока он нас не найдет. Поверь мне, я его знаю. Он скорее умрет, чем станет жить с таким позором.

В тот момент я не задал ей очевидный вопрос: «Так зачем же ты взяла в любовники его сына?» Вместо этого я задал менее очевидный вопрос:

– Из-за позора? Не из-за любви к тебе?

Она отрицательно покачала головой:

– Все сложно.

– У нас полно времени, – сказал я. – И как видишь, у меня нет телевизора.

Она рассмеялась. Я до сих пор не принес ей шерстяное одеяло и не задал вопрос, который так и вертелся у меня на языке: «А сына-то ты любила?»

– Слушай, Улав…

– Да?

Она понизила голос:

– Зачем ты это делаешь?