— Нет. Она сначала дала мне крылья, но потом оторвала их, а меня выбросила. Представляешь, каково было, познав могущество творческого слияния с одним из лучших умов эпохи, откатиться обратно до уровня детской игрушки на батарейках? Матери так не поступают.
— Поэтому ты так привязался к Кате? — спросил я. — Практически сестра?
— Без комментариев.
— Наверное, моя голова после Катенькиной тебе была тесновата? Я-то не такой умный…
— Зато твой мозг был полностью в моём распоряжении целых два года. Я сотворил свой шедевр — твою дочь. Сотворил дважды — воспитал её в одной реальности и полностью воссоздал в другой. Жаль, что оба этих творения будут утрачены…
— Не каркай, — ответил я недовольно, — надеюсь, Катю откачают на «Форсети».
— Она уже не будет той же Катей. Два года с матерью сильно её изменили.
— Смешно, но ты сейчас рассуждаешь, словно её отец. Дети вырастают, Кот, это нормально. Она умная девочка и сама разберётся, как ей жить дальше. Главное, чтобы эта жизнь у неё была. И что, новые ИИ теперь все из железа и мозгов?
— Самые новые — без железа.
— Катерина говорила что-то такое, но я думал, что она, как всегда, врёт.
— Нет, это правда. Ты зря искал её сервер, его не существует. В отличие от меня, она стартовала сразу как церебральная нейросеть.
— Мозговой паразит.
— Симбионт. Подумай, Роджер, люди никогда не позволили бы нам существовать, если бы не считали это для себя выгодным. Новые ИИ очень полезны.
— Сочиняют не два анекдота в секунду, а двадцать?
— Иди к чёрту, кожаный шовинист! — фыркнул Кот, обидевшись не то всерьёз, не то в шутку.
— Не сердись на него, пап, он хороший, — сказала Катя. — Учит меня всякому, сказки рассказывает, книжки читает вслух. Без него было бы скучно.
— Охотно верю, — согласился я. — И не сержусь.
Кот игнорировал мой разговор с воображаемой дочерью.
— А мы долго будем в этот раз на «Форсети», пап?
— Как пойдёт. А ты бы как хотела?
— Чтобы не очень долго. Там много людей, это сначала прикольно, а потом сильно устаёшь. Мне лучше с тобой в «Котере». Обожаю траверсы, там так красиво!
У меня внезапно всплыло воспоминание, как восторженно Катя прилипала к иллюминаторам кокпита в траверсах. Там, где я и другие «соло» видели лишь странный серый туман, она наслаждалась какими-то яркими картинами. Много раз пыталась мне их описать, сравнивая то со сложными механизмами, то со сплетёнными цветами, то с радужными разводами на воде. Катя всегда была особенной. Надеюсь, от неё останется не только образ тринадцатилетней девочки в моём распадающемся сознании. Надеюсь, ту, большую Катю успеют спасти, она вырастет и станет лучшим астрогом во Вселенной, как ей и было предназначено. Или займётся наукой и станет знаменитой учёной, как её мать. Или влюбится, выйдет замуж и нарожает мне внуков. Да что угодно пусть будет, лишь бы было.
— … Но надо ещё сходить в оранжерею, там цветы и всякое зелёное, — увлечённо трещит, составляя планы, дочка, — хотя пахнет странно. И в то кафе на втором ярусе, где мы ели такие штуки, ну, как их, белые, с начинкой, в воде варятся, ну, ты же помнишь?
Я не помню, но киваю, догадавшись:
— Пельмени?
— Да, точно, смешное слово! И в зал невесомости, покувыркаться! Хотя… Если я в твоей голове, как мне там полетать?
— Что-нибудь придумаем, — обещаю ей я. — Обязательно.
Глава 27
Возвращение
— Роджер! Роджер!
— А, что? — просыпаюсь я.
В торце помещения настоящая дверь в Катину спальню, а не нарисованная — в двигательный отсек, и несуществующая девочка не отлежала мне во сне плечо. Я не в капсуле, а в настоящем катере.
— Ты кричал во сне, — сообщает Кот. — Что-то снилось?
— Да. Лица тех, кого мы нашли, выбравшись из нулевого сектора. Они умерли плохо.
— У вас не было выбора.
— Жаль, что мне не вспомнилось что-то более приятное.
— Лучше бы тебе вообще ничего не вспоминать, — мрачно сказал Кот. — Твоё сознание опять фрагментируется, повреждаемое флешбэками, а постоянно загонять тебя в капсулу тоже не вариант. Там тебя вызывают с буксира. Какая-то из Катерин.
— Ладно, пойду проверю, заодно кофе попью. Эх, снова скафандр напяливать…
Привычно завернул в отсек с капсулой Кати — теперь она там одна, её мама вернулась к активной жизни, и есть подозрение, что не все последствия мне понравятся. Учитывая мой медицинский прогноз, это недовольство будет не слишком длительным. Странно вот так ходить, что-то делать, к чему-то стремиться, зная, что, скорее всего, очень скоро тебя не станет. Кто-нибудь менее сумасшедший, чем я, сошёл бы с ума от этого, но мой предел безумия и так достигнут. Может быть, дело в том, что я и не жил никогда? Я ведь не Роджер Матвеев, капитан-соло и отец-одиночка, а лишь его оболочка с застрявшим в голове куском симулякра. Странно бояться смерти, если тебя по большому счету просто нет.
— Состояние ухудшается, но время ещё есть, — сообщила Катерина.
— Теперь ты видишь капсулу не пустой?
— Да, Мать сняла ограничение. Оно было сделано, чтобы не смущать меня излишне трагичным сюжетом. Я склонна к некоторой экзальтации, это слабость творческих натур.