Кровь над короной

– Пока не знаю, государь. Но найдем того, кто сие преступление в сердце своем лелеял. Одно ясно – одни конфедераты изначально хотели со всей семьей расправиться, другие пытались протестовать, отчего двух из них сообщники там же и убили.

– Это меня несколько примиряет с поляками, благородные люди оказались даже среди отморозков. Потому не будем короля Стаха с его государством скармливать немцам, я хоть сообразил о том канцлеру Михайле Воронцову заранее указание дать – чуял сердцем, нечисто дело. Уж больно немцы настойчивы были!

Иван Антонович задумался – постучал пальцами по столу. И принялся размышлять вслух, выдав версию:

– Возможно, цезарцы подсуетились – взбесить меня, чтоб поляков разнес вдребезги, а потом Краков с Варшавой прибрать к своим потным ручонкам. Хитры, ничего не скажешь…

– Не знаю, государь. Отрицать, конечно, нельзя, но не пойдут они на такое. Я заметил одно – пруссаки и австрийцы сами ищут след этих денег – почти четыре пуда золота не шутка.

– Да, тут ты прав, Василий Иванович. Кто-то против нас очень грубо сыграл. Османы, французы, англичане?! На кого нам думать – выгода у всех в том видна! Может кто-то из магнатов деньги выложил?!

– Тогда бы одну тысячу уплатили – никто такими суммами швыряться не станет, государь. Они запросы своих голодранцев знают! Нет, не будут они такие бешеные деньги платить. Да и как собрать десять тысяч луидоров новенькой монетой можно?!

– Да ты прав! А что там по прусскому послу?

– Убили барона намеренно, получилось как-то случайно. Убийца поднял пистолет и выстрелил, но тут молодой Кайзерлинг поднялся – пуля в живот и попала. А так бы жив остался. Он чуть боком сидел, в плечо бы пуля попала. А куда убежал тать, неведомо.

«Дернулся некстати посол на свою голову, стрелок у нас умелый был. Миних за ним концы хорошо «зачистил», у него опыт изрядный в таких акциях еще тридцать лет тому назад отработан, пока ты, Василий Иванович в своей Тайной канцелярии крутился.

Я сам о том не знал, пока фельдмаршал не рассказал, как в Военной коллегии дела тайные ставил, как французских и шведских шпионов в Польше ловили, наскоро допрашивали и в лесу трупы прятали, да в болоте тела подсылов вражеских порой топили.

А вот на нашего посла поляк должен был напасть, юноша экзальтированный, с глазами горящими, из славного города Парижа прибывший. С трудом нашли олуха! Риска для Николая Васильевича никакого – пули в стволе не было. Выстрел в воздух, по сути демонстративный. А так громкое дело – покушение на русского посла!

Надо было лже-покушение на день перенести, тогда бы князь поберегся. А так не повезло просто! Не срослось! А оный придурок никому и ничего не разболтает – давно жирных карасей в пруду кормит, и не всплывет на поверхность никогда».

– Ты не ищи этого убийцу – пусть у Фридриха голова болит. Ты все силы брось на отморозков, что князя убили! Их ведь там чуть ли не три десятка было, утырков кровожадных!

– Ровно двадцать семь, государь. Трех офицеры князя убили, а одного ранили – он кровью истек, пока стража прибежала. Еще двоих сами убийцы застрелили, и в это время другие супругу и дочерей князя рубили саблями – лужи крови на мостовой стояли.

– Твари! Найти их надо! Где оставшиеся двадцать козлов, и придурок Кохальский, нанятый моим «дорогим кузеном» Фридрихом на свою хитрожопую немецкую голову?

– Он их к Торну вывел, почти всех – а там кирасиры внезапно нагрянули и сразу в палаши взяли. Вырубили всех подчистую, в куски искромсали, кровь с молодых листьев капала, кишки с веток свисали. Мой человек бауэра местного расспрашивал, тот его к отхожей канаве привел, где всех убийц похоронил он по приказу полковника.…

– Что запнулся, Василий Иванович?

– Да так, ваше величество, подумалось. Обликом полковник этот схож с курляндским бароном, что в Петербурге долго пробыл, да императрице помог бежать из Эстляндии. И граф Никита Панин его хорошо описал, подробно – запомнил по аресту в Мемеле.

– Остен-Сакен? Так его вроде зовут?

Иван Антонович вскинулся – дело становилось все интересней. Понятно, кто по приказу короля Фридриха концы «защищал». Вот только ярость барон проявил нешуточную – так только мстить могут, причем ясно, что за княгиню и ее дочерей.

Но что его с ней связывает?!

– Да, государь. И потому, что барон собственноручно троих на куски распластал, мыслю, что за супругу и дочек мстил. Голову Кохальского с палаша сам в яму кинул и в морду до того плюнул. Там всего восемнадцать тел спрятали, по головам подсчитали.

– Я тоже так подумал. Однако суровый дядька, и справедливый. А потому надобно кирасира этого найти – он, наверное, ведает, как оставшихся троих упырей разыскать, за яйца бы их подвесить! Не может полковник не знать?! Постой! А голова Вронского в яму тоже была скинута? Описание примет ведь совершили?

– Сделали, государь. И рисунок с лица нарисовали, как ты живописца научил. Не было там Вронского, мы его ищем. Живым надо брать злодея, а через него на двух других выйти.