Кровь нерожденных

Одно дело – высказать все этой страшной бабе, швырнуть ей в морду заявление об уходе, хлопнуть дверью. И совсем другое – остаться наедине с результатом этого приятного, красивого поступка, который доставил ему истинное удовольствие.

С какой радостью вышел Борис из кабинета Зотовой! Он шел домой по пустым улицам и думал, что дальше все будет хорошо, просто отлично. Он закончит ординатуру в будущем году, найдет работу в каком-нибудь кооперативе, а если повезет – в частной клинике. Почему нет? Он классный специалист, такие везде нужны. Потом можно будет заработать на небольшую квартирку в Москве, обменять Лесногорскую с доплатой, машину купить. Можно ведь зарабатывать деньги, не делая тех гадостей, которые он делал, работая с Зотовой. Да, теперь все будет хорошо!

Но от радости не осталось и следа после утреннего разговора с женой. Выслушав новость, Регина сказала:

– Ты с ума сошел? На что мы будем жить?

– Да ты хоть знаешь, чем мне там приходилось заниматься?

– Не знаю и знать не хочу. Ты кормил семью. Если вы с Зотовой воровали, так все воруют. Главное – не попадаться.

– А ты хоть представляешь, что именно мы воровали?

– Мне это неинтересно.

На сем разговор был окончен. Итак, Симаков потерял работу, а теперь может запросто потерять и семью. У Регины было твердое убеждение: мужчина обязан кормить семью, а если не может – он не мужчина, не муж и не отец.

В результате своего красивого жеста Борис теперь не только кормить, но и гарантировать безопасность своей семье не может. Угрозы Зотовой – не блеф. Значит, либо надо приползти к ней на брюхе: «Амалия Петровна, простите меня, дурака, погорячился», либо идти против нее.

Первое было невозможно. Он потерял бы уважение к себе, растоптал бы себя самого. Остается второе: потягаться с Зотовой. А почему нет? Пожалуй, это единственно возможный и достойный вариант.

Решение созрело, и Симаков наконец смог спокойно заснуть.

* * *

Дверь, за которой могла бы скрываться лаборатория, Валя Щербакова нашла в самом конце коридора, в маленьком закутке. Раньше Валя ее не замечала, но теперь, подойдя поближе и разглядев внимательно, обнаружила, что дверь эта отличается от других – она стальная, с каким-то мудреным замком, и на ней нет никакой таблички. Ни разу за всю свою практику Валя не видела ее открытой.

«Да, скорее всего лаборатория именно там, за стальной дверью. А что толку? Я все равно туда не войду, – подумала она. – Надо последить за Зотовой, посмотреть, кто входит туда, кроме нее, что туда приносят, что выносят оттуда».

Валя побрела по коридору к ординаторской, размышляя о том, что пользы от ее шпионажа будет мало. Если и правда в больнице происходит весь этот кошмар, доказать ничего не удастся. Не допустят…

Дверь в маленькую отдельную палату, где лежали послеоперационные больные, была приоткрыта. Вале показалось, что оттуда раздаются тихие всхлипывания.

В палате было темно и душно. Лежавшая на койке женщина горько плакала.

– Что случилось? – тихо спросила Валя. – Вам плохо?

– Да, – ответила женщина, – мне плохо. Я так хотела девочку. Она была живая, я бы выходила ее.

– Вам сделали искусственные роды? – догадалась Валя и присела на край койки.

– Да. Но сказали, что был выкидыш. Валя взяла женщину за руку. Рука была ледяная.

– Хотите, я вам чайку горячего принесу?

– Девушка, миленькая, который сейчас час? – Женщина приподнялась на койке.

– Без десяти одиннадцать.

– Я вам номер скажу, вы позвоните; пожалуйста, моему мужу. Конечно!

* * *

Георгий Глушко ждал звонка. Вечером, когда он пришел домой с работы, теща, сидевшая с детьми, сообщила:

– Звонили из консультации. Лидочку прямо оттуда увезли в больницу на обследование. В какую именно больницу и что случилось, не сказали.

Георгий сильно нервничал. Вера Александровна покормила ужином его и детей и уехала домой.

– Станет известно что-нибудь, сразу звони, – сказала она на прощание, звони в любое время. Завтра суббота, я приеду утром, посижу с мальчиками, а ты отправляйся к Лидуше в больницу. Только узнай, в какую.

В десять вечера Георгий уложил детей, прочитал им очередную главу «Пеппи Длинныйчулок», погасил свет в детской и отправился на кухню. Поставив чайник на огонь, он закурил и стал думать: что могло случиться с Лидой?

У нее уже двадцать вторая неделя. До сегодняшнего дня все шло нормально. Интересно, в какую ее увезли больницу? И зачем? Почему до сих пор никто не звонит?

Впрочем, было бы что серьезное, сообщили бы. Сейчас уже поздно, а завтра утром Лидуша сама позвонит. Но лучше бы сегодня узнать.

В коридоре раздалось шлепанье босых ног, на пороге кухни возник двухлетний Данилка.

– А где мама? – спросил мальчик, сладко зевая.

– Мама немножко заболела, ее повезли в больницу. Полечат и отпустят.

– Я хочу к маме, – строго сказал Данилка.

– Ты сейчас поспи, а завтра утром мы поедем, маму заберем домой.

– Я не хочу спать. Поехали сейчас. Я хочу к маме.

Георгий отнес Данилку в кроватку, посидел с ним немного, гладя мягкие, шелковистые волосенки – так делала Лида, когда мальчик не мог заснуть: сидела с ним и тихонько гладила по головке.