Кровь нерожденных

– Я буду поздно, но не очень – часов в одиннадцать. Не волнуйся, пожалуйста. Со мной все в порядке. Я хорошо выспалась. Мне нужно навестить одного русского приятеля. Помнишь, поэт Арсюша? Да, он живет по-прежнему на Брайтоне. Хорошо, привет передам. Все, целую.

Сквозь открытую дверь кабинета Света слышала весь разговор. «Ну, что ж, Брайтон – это даже хорошо. Мне в любом случае надо было там побывать».

Опять этот грязный, вонючий сабвей! Света видела метро Парижа, Праги и Стокгольма. Конечно, таких роскошеств, как в Москве, нигде не было. Но все функционально и чисто. А в Нью-Йорке нет более поганого места, чем сабвей.

Бесконечные путаные линии, в которых по схеме разобраться практически невозможно.

Поезда нумеруются всеми буквами алфавита от А до Z, да еще буквы вписываются в значки разных форм и цветов. Например, "О" в синем квадрате или "С" в зеленом кружке.

Если ты, например, сел не в тот поезд, то уже не сможешь, выйдя на ближайшей станции, перейти на другую сторону платформы. Тебе придется долго плутать по переходам, потом еще пару-тройку станций проехать по другой линии, имея шанс попасть в противоположный конец города, куда-нибудь в черный Бронкс, где лучше вообще не появляться. Возможно, в конце концов тебе повезет, и ты найдешь нужную линию, но ждать поезда придется минут сорок.

В вагоне рядом с тобой может плюхнуться на лавку какой-нибудь оглушительно воняющий бродяга. Если он черный, лучше не пересаживайся на другое место: это будет воспринято окружающими как расистская демонстрация, на тебя начнет пялиться с осуждением весь вагон, а бродяга – бомж по-нашему – может подойти и, брызжа слюной в лицо, обозвать «грязной расистской свиньей».

Света успела возненавидеть сабвей и вздохнула с облегчением, выйдя вслед за Полянской на станции «Брайтон-Бич» прямо на улицу из вагона.

Она узнала это место, будто много раз бывала здесь. В последние несколько лет русский район без конца показывали по телевизору во всех подробностях.

Конечно, увидеть все это живьем было куда интересней, но экзотика деревянных ложек, павловских платков и партийных билетов, разложенных на лотках вдоль улицы, Свету сейчас не интересовала. Она чуть не потеряла Полянскую, которая быстро шла сквозь крикливую, разодетую в кожу и меха брайтонскую толпу.

Глава 21

Они сидели в маленькой грязной пивной неподалеку от Цветного бульвара. Собеседник Кротова, худой узкоплечий человечек, был страшно голоден. Он с жадностью поглощал двойную порцию люля-кебабов, пережаренных снаружи и сырых внутри. От одного запаха у Кротова тошнота подступала к горлу. Пиво было теплое и сильно разбавленное. Пьяная уборщица водила вонючей тряпкой между тарелками и громко распевала матерные частушки. Кротов не мог здесь ни есть, ни пить. Только окурил, ожидая, пока его собеседник насытится. Человек этот был давним осведомителем Кротова, уголовником с двумя «ходками»: первый раз – за кражу, второй – за ограбление.

Один глаз у него был стеклянный, и потому он носил прозвище Глаз. На самом деле звали его Селивестров Вениамин Андреевич, и глазом своим он заплатил за то, что при первой же «ходке» его не «опетушили» в колонии, то есть не изнасиловали.

Когда Глаз ел, на его тощей шее двигался огромный, поросший светлым пухом кадык, будто живший своей отдельной жизнью. Почему-то, глядя на этот кадык, Кротов чувствовал острую жалость.

Сейчас Глаз доест, и Кротов выложит ему задание, которое, возможно, будет стоить Вене Селивестрову жизни.

Наконец, отодвинув вытертую хлебной корочкой до блеска тарелку, Веня промокнул рот рукавом и вытянул сигарету из кротовской пачки.

– Все, начальник. Можно теперь поговорить.

– Мне надо знать, на кого работал вот этот человек, – Кротов быстро показал фотографию убитого, – зовут его Бубенцов Юрий Изяславович. Клички не знаю.

– Ну ты даешь, начальник! – покачал головой Веня. – У нас ведь, сам знаешь, человек без кликухи – фук, и только. Куда я с имем-очиством сунусь? Только подтереться разве хвамилией этой?

– Ладно, Веня, не паясничай, – поморщился Кротов, – дальше слушай. Человек этот был нанят как убийца. Мне надо знать – кем. Это главное. Чтобы тебе легче было, скажу: убийца он, вероятно, не профессиональный. По найму работал впервые. Как видишь, неудачно.

В отличие от большинства своих коллег Кротов предпочитал разговаривать с блатными не на их языке, который, конечно, прекрасно знал, но на обычном, человеческом. Это, с одной стороны, Помогало сохранить дистанцию, с другой блатным, которые большую часть своей жизни общались «по фене», в том числе и с представителями власти, было иногда приятно, что с ними говорят как с людьми.

Кротову вообще не нравилось, когда его коллеги «облатнялись» – отращивали длинный ноготь на мизинце, носили перстни с печаткой, через слово матерились. Иногда сыскаря, особенно районного, по повадкам и внешности невозможно было отличить от «братка», и, становясь с ними на одну доску, представители закона постепенно превращались в таких же «братков»…