Кровь нерожденных

– Эх, – вздохнул он с сожалением, – не хотел на тебя тратить, – он покрутил наручники на пальце, – трофейные они. В хорошей разборке мне достались. Но учти: одноразовые. Надеть можно, снять нельзя. Защелкиваются автоматически, а ключа нет. Так и подохнешь в них. Ну, давай руки-то.

Арсюша не шелохнулся.

– Руки, говорю! – Слегка размахнувшись, он врезал Арсюше ребром ладони в кадык.

Дыхание перехватило. Ловя ртом воздух, Арсений протянул руки, и через секунду на них защелкнулись одноразовые наручники.

* * *

Лена решила, что быстрее доберется сабвеем – в этот час Нью-Йорк был в вечерних автомобильных пробках, на такси можно было ехать до ночи. За это время они могут потерять терпение и убить Арсюшу. Им нужна она. Они могли просто прикончить его, ведь он наверняка пытался выяснить, кто они. Да, они могли бы прикончить Арсюшу, потом заявиться ночью, пристрелить ее и Стивена. Что им стоит?

Но им надо сначала что-то выяснить у нее. Может, кто убил их человека? Вряд ли они могут представить, что это сделала она, Лена. Они поняли – ее кто-то охраняет. Им надо знать кто.

Что ж, значит, сразу в нее не выстрелят. Сначала зададут вопрос. Это шанс… Интересно, сколько их там? Где они ее схватят – по дороге или в доме?

Она летела сквозь неторопливую брайтонскую толпу. Свернув в переулок, щелкнула в кармане предохранителем.

Заплеванная лестница. Кошачий визг в полумраке.

«Все. Не беги!» – приказала себе Лена. Войти надо было бесшумно.

Из Арсюшиной комнаты раздавалась песенка группы «Комбинация» про «два кусочека колбаски».

Осторожно приоткрыв дверь, Лена увидела сидевшего на матраце спиной к ней квадратного амбала с бычьей шеей и подбритым затылком. Арсюша стоял напротив, прижавшись к стене. Руки его были скованы наручниками, рот заклеен куском пластыря.

«Ты рассказывал мне сказки, да только я не верила тебе…» – пел старенький Арсюшин кассетник.

Костолому стало скучно в тишине. Проглядев Арсюшину фонотеку, где, кроме Вертинского, Галича и самого Арсюши, были только Моцарт и Вивальди, Костолом сплюнул с досадой. Однако, пошарив в своих бесчисленных карманах, он обнаружил недавно купленную кассету группы «Комбинация». Ее и поставил на всю мощность хилого магнитофона «Электроника». Потому и не услышал Костолом ни шагов на лестнице, ни легкого скрипа двери.

Выстрела он тоже не услышал. Он упал к ногам опешившего Арсюши и ткнулся квадратной головой ему в колени. Какое-то время для него еще звучали развеселые девичьи голоса, но звук их развалился на куски. Стало тихо.

Глава двадцать четвертая

Ранним утром на маленькой станции Камыши, в девяноста километрах от Москвы, из электрички вышел человек. Сыпал мелкий, колючий снег. Человек застегнул «молнию» теплой пуховой куртки, натянул на уши спортивную шапочку и зашагал по слякотной тропинке в сторону деревни.

Вряд ли в этом небритом, осунувшемся человеке с рюкзаком за плечами кто-нибудь мог узнать рекламного красавца, преуспевающего бизнесмена, владельца небольшой, но процветающей посреднической фирмы «Пульс» Анатолия Владимировича Вейса.

– Скажите, – обратился он к встречной старушке, – в деревне кто-нибудь сдает комнату или пристройку?

– Ох, сыночек, – вздохнула старушка, – от деревни-то ничего не осталось. Две с половиной бабки, да дедок на лавке. А ты на лето, что ли, договориться хочешь?

– Нет. На сейчас. Недельки на две.

– Что же за надобность у тебя?

– Отдохнуть хочу. Воздух у вас чистый, тишина.

– И сколько платить будешь?

– Сколько скажут, столько и заплачу.

– А, ладно, – махнула рукой старушка, – взять тебя к себе, что ли? Человек ты, вижу, культурный, смирный, непьющий. Или как?

– Непьющий, – кивнул Вейс, – и смирный.

– Вот и славно. Дровишек мне заодно наколешь. Я ведь одна живу, старик мой два года как помер. Внучат на лето привозят. Как звать-то тебя?

– Анатолий.

– А я – Полина Сергеевна. Можно просто тетя Поля.

Старушка привела его в чистую, добротную избу в самом центре деревни.

– Дом большой, а теплых комнат всего две, – объяснила она, – вот во второй и живи.

Комнатка оказалась удивительно нарядной – цветные половички, белоснежные крахмальные занавески, круглый стол, покрытый вышитой скатертью, пружинная кровать с блестящими шишечками.

– Питаться-то где будешь? – спросила хозяйка, вручая ему ключ.

– Пока не знаю, – пожал плечами Вейс, – у меня проблем с этим нет. Чаю попью с каким-нибудь бутербродом, и сыт.

– Бутерброды для мужика – разве еда? Вот купишь продуктов в магазине на станции, я тебе сготовлю, что скажешь. Щей могу наварить, картошечка у меня своя. Ты же отдыхать приехал. Зачем желудок портить?

Вейс достал бумажник и протянул хозяйке пачку пятидесятитысячных купюр.

– Здесь семьсот. По пятьдесят в день, за две недели.

– Много даешь, сынок, – смутилась старушка. – Такая комната летом двадцать пять в день стоит, а сейчас и того дешевле. Но, коли тебе не жалко, возьму, не откажусь. За такие деньги и накормлю тебя от пуза!

Оставшись один, Вейс улегся на белое покрывало, уставился в потолок и пролежал так, не шевелясь, около часа.

* * *