Кровь невинных

— В этом городе никто не говорит по-английски. — Она вздохнула, взяла кофе с булкой и ушла.

Мой бублик выскочил из тостера. Он полил его плавленым сыром, соединил половинки, положил в бумажный мешок и протянул мне. Возвращаясь в Совет, я медленно ел бублик, а когда закончил, заметил на дне пакета записку. Там было написано: «Шавваль 12–18. Мэдисон-сквер-гарден. „Мы ниспосылаем ангелов только с истиной, и тогда никому не предоставляется отсрочка“. Сура 15:8».

«Да!» — крикнул я и осмотрелся по сторонам, не привлек ли чье-нибудь внимание. Пожилой мужчина смотрел на меня, но, возможно, подумал, что я выиграл бесплатную бутылку кока-колы. Мы приступали к выполнению нашей миссии.

Потом я перевел даты с арабских на американские. Придется ждать еще около трех месяцев. Я пытался понять почему, но не мог найти ответ. Проходя мимо колледжа Льюиса и Центрального парка, я почувствовал сильное разочарование.

Поднялся ветер. Холод закрался под одежду, пробрался под кожу. Пока я боролся с холодом, стараясь сосредоточиться на своей работе и обдумывая основные моменты нашего плана: время, место, сроки, оружие, — мне в голову впервые закралось подозрение, что Рашид может меня предать. Я пытался отделаться от этой мысли, но она не покидала меня. Почему я засомневался? Потому что он придумал этот план, привел меня в это место к этим людям, а потом все отменил. Он подключил новых людей. Наверняка многих я не знал. Он все усложнял, когда, наоборот, все нужно было делать как можно проще. Ведь все так просто. Работал ли он на кого-нибудь еще? Работал ли я на него? Все развивалось не так, как я думал. Этими записками, отменами и переменами в планах он превращал меня, своего друга, в очередного солдата его армии. А я больше не хотел выступать в роли солдата. Ни его армии. Ни какой-либо другой. — Ты — не Бог, Рашид, — прошептал я.

Глава 24

Меч Ангела хранился в морозильнике биологического факультета колледжа Льюиса, в паре кварталов от Совета, между Лексингтон-авеню и Третьей авеню. Он находился в плотно запечатанной колбе, на которой карандашом было написано: «Не трогать — Азиз Хелми». Она ничем не выделялась из стоящих вокруг нее пробирок, колб и бутылочек. И, открыв ее по ошибке, ты и представить себе не мог, какую беду выпускаешь на свет.

Все должно было случиться через пару недель. Ослепляющая лихорадка, охватывающая все тело. Кожа, покрывающаяся рытвинами и гноем. Америку охватила бы паника. Тысячи, возможно, сотни тысяч людей испытывали бы страшные страдания. Больницы оказались бы переполненными, врачи первый раз в жизни увидели бы своими глазами эпидемию оспы.

Считалось, что этого заболевания больше не существует. По крайней мере не здесь. И не в такой форме. Если поискать информацию в энциклопедиях или в Интернете, как это делал я, то можно было узнать, что Мировая организация здоровья объявила, что эта болезнь официально исчезла в 1980 году. Последний случай заболевания в естественных условиях был зафиксирован в 1977 году в Сомали. Последней заболевшей стала женщина-фотограф из Бирмингема, которая в 1978-м работала около закрытой лаборатории, охранявшейся недостаточно хорошо. С тех пор проделали огромную работу по уничтожению всех возможных форм вируса.

Официально вирус оспы находился теперь только в двух местах: в Российском научно-исследовательском центре вирусологии и биотехнологии в Новосибирске и в Атланте, в серебристо-голубом холодильнике, обмотанном цепями, на замке, заклеенном клейкой лентой в комнате 318-Би в Центре контроля заболеваемости. Когда-то русские и американцы объединились, чтобы уничтожить шестьсот пробирок с вирусом, имевшихся в их распоряжении. Затем объявили о триумфе человечества над ужасной болезнью, победе науки над природой во имя всеобщего блага. Они взяли на себя роль Бога и выиграли.