Кровь невинных

Каррутерс не только посеял во мне ужасные сомнения. Мне казалось, что он сделал это намеренно. Ему нельзя доверять. Он играл со своими знакомыми в игры, которые использовал во время работы в Управлении, только теперь делал это для развлечения. Что он себе возомнил? Что мой отец — хорватский преступник, которого американская армия переселила в США? Но мой отец был мусульманином, так что это представлялось маловероятным. Я говорил ему, что мои предки из Загреба, возможно, поэтому он так и решил. Каррутерс изучал меня, пытался подобраться поближе.

К вечеру число вопросов только возросло. Что я узнал о моем отце и моей семье в Дрваре и Льежска Жупица? Ничего. Никто даже не слышал о них. Но если он не был мусульманином, зачем же тогда Коран? Я не знал этого и не мог ни у кого узнать. Возможно, даже Джордж не смог бы мне этого объяснить. Но я не хотел упускать эту возможность. Я решил попробовать узнать у него больше.

Утром я застал его сидящим в своем кабинете, в окружении книг, поднимавшихся большими, готовыми в любой момент рухнуть кипами, по обе стороны от его стула. Мы немного поговорили. Я даже не могу вспомнить, о чем именно. Наконец я задал вопрос, который интересовал меня больше всего.

— Правительство США давало убежище мусульманам?

— О да. Боюсь, что так. Думаю, теперь все они мертвы, или почти все. Они были самыми худшими.

— Что вы имеете в виду?

— Что я имею в виду, Курт? Дивизию СС «Ханджар». Она весьма известна. Точнее, печально известна. Ты наверняка изучал историю своей страны. Эта дивизия целиком состояла из мусульманских отрядов.

— Мусульманские нацисты?

— А почему бы и нет? Но мне кажется, им не особенно доверяли. И чтобы доказать свою верность, они действовали с особой жестокостью. А это о чем-то да говорит. Их ужасающее поведение приводило в смятение даже немцев и итальянцев. Сотни тысяч людей, в основном сербов, но также евреев и цыган, были уничтожены, и «Ханджар» возглавлял эту резню. Они убивали и калечили людей, сбрасывали со скал их детей. Страна превратилась в сплошное кровавое месиво, как и сейчас. Думаю, после войны мы взяли некоторых из них.

— Вы помните фамилии?

— Твоей там не было, если ты об этом.

— Нет, нет. Меня не это беспокоит. Я просто хотел сказать… — Я не знал, что ответить. На улице возникла большая пробка. Шум машин меня раздражал. — Я хотел сказать, что они не могли быть по-настоящему верующими мусульманами.

— Почему? Насколько я помню, даже муфтий в Иерусалиме оказался как-то замешан в этом. Но, возможно, речь шла скорее о политике, чем о религии. Думаю, они заглядывали в Коран лишь для того, чтобы использовать его как шифровальную книгу.

Вой сирен на улице усиливался, прорываясь сквозь закрытые окна и стопки книг в кабинете Джорджа, сея панику. Джордж встал и посмотрел в окно.

— Какая большая пробка, — заметил он.

В офис заглянула секретарша.

— Кто-то устроил взрыв во Всемирном торговом центре, — сообщила она.

Я не мог сдвинуться с места. Кровь отлила от головы и рук, лицо и руки стали покалывать.

— Сколько людей пострадало? — спросил Джордж.

— Много. Но пока точно неизвестно. Это ужасно. Просто ужасно!

Джордж, не обращая на меня ни малейшего внимания, включил радио и стал искать свою любимую радиостанцию.

— Простите, — сказал я. — Мне нужно сделать несколько звонков и узнать, как дела у моих друзей, которые там работают.

Я спустился по лестнице, вышел на Парк-авеню и завернул за угол. Здесь меня ждал лимузин с тонированными стеклами. Я сел на переднее сиденье. Рашид был за рулем.

— Мы принесли огонь. — Я никогда не видел Рашида таким возбужденным и счастливым. — Теперь очередь за наводнением и чумой.

Слова застряли у меня в горле, и я боялся, что себя выдам. Меня постоянно предавали. Я хотел все обдумать, о многом расспросить Рашида, но в голову ничего не приходило.

— Завтра я уезжаю, — сообщил он.

— Уезжаешь? Из страны?

— Я уезжаю.

— Я… ты никогда не говорил мне… Торговый центр.

— Я держал эту операцию в секрете. Как и нашу.

— Нашу, — повторил я.

— Нашу, — улыбнулся он.

— Что теперь?

— Пока без изменений. Азиз сказал, что все готово. Остается ждать. А когда придет время, — действовать. Ничто не в силах помешать замыслам Аллаха. — Он пожал мне руку и некоторое время подержал ее. Наверное, почувствовал, какая она холодная. — Маасалама, — сказал он.

Я вышел из машины, едва не споткнувшись о бордюр. У меня хватило ума не провожать глазами его автомобиль, медленно пробиравшийся через пробку. Я вернулся в Совет.

— Боже, Курт. О Господи! — воскликнула Шанталь, когда я встретил ее на лестнице. — Ты знаешь, какой сегодня день?

— Какой?

— Ровно два года назад армия Саддама Хусейна была разгромлена в Кувейте! Два года назад. По-твоему, это ничего не значит?

Часть 5 Господин миров