Кровь, огонь, серебро...

Старейшина вспомнил, как сопротивлялся Ардаганов, и поморщился.

«И все-таки я его сломал! – с законной гордостью подумал дгх’анадар. – Хоть он и трепыхался, но я все равно получил его память и вытащил оттуда много интересного! Ох, и умоются же вампиры кровушкой!»

Серая, огненная и серебряная

Трое людей и трое гару вышли из Нескучного сада.

– Скажи, а зачем тебе это? – спросил Степана Виктор.

– Что именно?

– Ну, во-первых, зачем ты вообще ввязался в это дело? Я все-таки не пальцем деланный. И знаю, что охотник Дружины…

– Витязь, – механически поправил Степан.

Виктор отмахнулся:

– …что охотник живет в среднем тринадцать лет. Ты ведь не потомственный воин Господа, – Чекан осклабился. – Я же знаю. Или у тебя кого-то кровосос загрыз? И второе: зачем ты помогаешь нам? Нечисти…

– Нечисти? – притворно изумился витязь. – Ты ведь должен знать, хотя бы по своему положению Первого Воина, что оборотни… извини – гару признаются людьми.

– Ты сам хоть веришь в то, что говоришь? – продолжал наседать Чекан.

– Такова позиция церкви, которой я служу, – сухо уточнил Степан. – Я не могу не разделять этой точки зрения просто по определению.

– Ну, служить и верить – это, знаешь ли, вещи разные…

– Не для Тайной Инквизиции, – заметил Глотов. – И потом, можно подумать, ты сам сомневаешься в своей человеческой природе. У вас такая же кровь, как и у нас – и ее даже переливать можно. У вас человеческий язык и имена. Даже святая вода на вас не действует…

– Да, верно, – согласился Чекан. – Наши древние имена и язык сейчас только у вриколаков остались – да и про тех уж лет пятьдесят почти ничего не слышно. Только ведь и у вампиров тоже и язык, и имена человеческие…

Глотов насупился, всем своим видом дав понять, что продолжать мировоззренческий спор его не тянет.

– А с чего ты решил, будто у меня кого-то загрызли? Знаешь принцип мафии: «Ничего личного»?

– Будто я не знаю, как вербуют в Инквизицию, – что у нас, что за кордоном! Я ж все-таки, как ты изволил заметить, Первый Воин Стаи.

«Бывший, видимо», – про себя добавил Чекан.

– Охх! – вздохнул Степан. – Говорю же, ничего личного! Работа у меня такая! Работа… А насчет второго… Чтобы глубоко не копать, скажу коротко. Во-первых, как я сказал, есть позиция нашего руководства о возможности сосуществования с гару, и между вами и кровососами я выбираю вас. Кроме того, сколько бы мне ни было отмерено, я все же надеюсь дожить свой век в мире относительно спокойном. А если Повелителя заполучат вампиры… Неизвестно что будет!

Чекан пожал плечами. То ли ответ его не удовлетворил, то ли он просто не поверил Степану.

А потом вдруг спросил:

– Скажи, только честно: тебе приходилось убивать моих соплеменников?

– Нет, – ответил Степан, глядя прямо в глаза варку. – Ты же знаешь, перемирию уж лет сорок…

Врать, глядя в глаза и ничем не выдавая себя, он научился уже давно.

Владимирская область, 1993 год

Степан встрепенулся. В бесшумно распахнувшуюся дверь шагнули трое. Все, как на подбор, рослые, широкие в плечах. Черные плащи-дождевики облегали могучие фигуры.

– Здравствуй, брат, – прогудел один из них. – Не бойся, мы свои. Да возлюбит тебя Бог! Пресвитер шлет тебе свой поклон. Дичь на месте?

– Да… – кивнул Степан. – А куда ей деться?

– Я Никифор, – бросил старший. – Ну, не будем терять время…

От деловитого взора старшего по спине Степана почему-то пробежал неприятный холодок.

Гости вышли, и он двинулся следом, накинув плащ-палатку. Во дворе стоял разбитый «уазик», в котором сидели еще трое в таких же черных дождевиках.

За ним просеменила Нина Михайловна, указавшая на семью оборотней, – бодрая девяностопятилетняя бабка, по слухам, завербованная в Дружину, еще когда ею руководил Святейший Синод, и лично видевшая последнего царя.

И на то было похоже, судя по тому, как вежливо поприветствовали ее боевики.

– Думаю, машина не понадобится, – сказала Михайловна. – Тут недалеко. Идите за мной.

Михайловна направилась к деревне, следом гуськом двинулись приехавшие, с ружьями и канистрами, а за ними – Степан.

Деревня как вымерла, даже собаки молчали – и неудивительно: страх прочно взял всех в плен.

Зловещая группа, черная, ощетинившаяся стволами ружей, достигла нужного дома. Дома семьи Зорковых.

Степан представлял, что тут произойдет. Сейчас будут уничтожены «дикие» гару – те, кто не признает перемирия, не входит ни в одну Стаю, и нарушает главный закон оборотней: не есть человечины. Двое школьников, агроном колхоза «Рассвет» (между прочим, последний агроном) и, кроме того, исчезнувшая месяц назад семья туристов… Но также знал он, что там, за стенами, двое маленьких детей, а дочь главы семьи беременна.

Дом обреченных волколаков стоял у самой околицы. Метрах в двадцати уже темнела стена деревьев.

– Птички спят в своем гнездышке, – прошептал один, похожий в своем черном плаще на ворона.

«Псы Господни» облили стены дома бензином. Один из них закурил. Взяв прислоненные к стене вилы, подпер входную дверь. Несколько раз глубоко затянулся и швырнул папиросу в лужу бензина под стеной.

Взметнувшееся пламя быстро охватило дом.