Кровь первая. Арья. Они

Вышла Дануха на двор своего нового кута. Огляделась. Не узнать стало поселение. Два лета пролетело, чай. А на дворе весна красна, Лялькина седмица[40]. С одной стороны, вроде как вчера было, а с другой всё вокруг изменилось до неузнаваемости. Лес повырубили, кусты повыдергали, траву потоптали. Лес перестал лесом пахнуть, а стал вонять конским навозом. Городок превратился в огромную поляну, огороженную остатками леса со всех сторон. Всё вокруг по-новому стало, вон даже её кут и то обновили, старый то сгнил с полу. Селение действительно стало целым городом, ну или скорее небольшим лесным городком, но всё же. Поселением его уже просто не назовёшь. Ишь как разросся. По краям землянок нарыли, капитальных, не то что эти шкурные, временные. Бабий город теперь больше сотни кутов и это только взрослых баб столько стало. Мужички завелись беглые, стада появились загонные. «Колдунки» со всех земель люд собирали, да к Данухе вели. Из пацанвы беспризорной, Голубава сколотила артель рыболовную. Благо рыбы в реке хоть руками лови, а когда сети вязать наладили, так промысел пошёл, жаль на сторону не продать, не поторговать. Рыбы было столько, что девать было некуда. Всем этим великим хозяйством командовала, как и прежде Голубава. Правда уже не одна, как в начале, а с помощниками. Важная баба стала куда там. Пара мужиков из скитальцев[41], не старых ещё в общем-то по годам, много что умеющих, да и с руками дружные, стали её правой и левой рукой. Сначала советами помогали, а потом и вовсе втянулись, как в должное. Так как устои речные Дануха пресекала, в первую очередь бабняцкие, то и мужички пришлые вести себя стали по-другому. Ни кодлой своей в отрыве, а при кутах с бабами, прям как ары. Притом ни Голубава, ни Дануха не насильничали, они сами выбрали с кем жить и не просто куты стали ставить, а дома целые, бревенчатые. Правда поначалу бабаньки, которым мужичков не хватило покочевряжились малость, но Голубава быстро их порывы любвеобильные приструнила, да по кутам разогнала, пообещав матёрую позвать, мол эта и отымеет, и ублажит мало не покажется. Были по началу среди баб и ещё трения да пересуды, по поводу устоев предков, заветов дедов, но этим страдали лишь вновь прибывающие. Голубава поступала с ними просто. Хотите живите по устоям, никто не мешает, не хотите, живите, как хотите. Только если пришли к нам, то будьте добры подчиняться нашим законам, устоев ваших не касающихся. Все подчиняются либо непосредственно ей, либо её помощникам. В первую очередь делают то, что надо, а уж потом, что хотят. А когда новенькие поближе знакомились с обитателями лесного селения и тем более узнавали «особых» девок, то свои старые привычки жить по бабьему расписанию, отодвигали далеко на задний план.