— Я первая нашла, — пробурчала обиженно Буря себе поднос.
— Заткнись, пиздятины шматок, — рявкнула Матёрая, вплотную подступая к Буре, которая от Зорькиного ора аж вздрогнула всем телом и тут же прижалась к земле.
— Слушать всем, — продолжила Старшая ледяным тонов, но обращаясь уже ко всем, — всё чё набрали, в лесу на повозку сложите в общую кучу. Всё! Ежели кто занычет, заебашу к *уям маньячным!
Зорька лютовала по-взрослому. Она и так была на взводе из-за размышлений над поверженным мужем, искорёженной жизни и не хватало лишь искры, чтоб она взорвалась. И вот эта искра чиркнула. Драчка девок, по сути мелкий пустяк, её настолько взбесила, что она даже не могла взять себя в руки. Её трясло от злости и негодования. Мало того, что на неё накатила обида за себя любимую, так ещё испортить торжество победы, испоганить чувство выполненного долга. И из-за чего? Из-за сраного куска блестяшки. Суки.
— По коням, дырки вонючи, морковками задрючены! Нева, рукоблудка не ёбана, де тя носит! Веди по прямой. Я вам всем, суходрочки, колы по дырам назаталкиваю. Вы у меня все нараскаряку ссатся будите.
Стаи судорожно сбились сначала в кучу, а затем, чуть отдалившись от Невы с Зорькой, растянулись в ряд.
Не так себе представляла Зорька победу. Не так. Она ещё долго бурлила и не думая снимать с себя «матёрую прибивалку». Закуманенные девки, все как одна, чувствовали это нутром и гусиной кожей. Никогда Зорька не позволяла при налётах брать добычу и в первый раз так обосраться. Злость, ненависть к мелочности этих «недобаб», обида за обосранное настроение, обида за неудавшиеся мечты о красивой и счастливой жизни, обида на всех и за всё обхватила её костлявыми руками и давила, давила, давила. Ведь она только хотела подумать о чём-то важном и возвышенном, а тут эти ебанашки драку затеяли и где, на месте их боевой славы, на месте первой великой победы. «Поубивала бы, дур ебанутых», — не успокаиваясь кипятилась Зорька.
Несколько угомонилась, выпустив из себя пар и спрятала в себе Хавку, она, лишь увидев вдалеке лесок, где расположился их временный лагерь. Но дойдя до него и всю дорогу дальше до дома, Зорька ехала мрачнее грозовой тучи, ни с кем не разговаривая, ни на кого не реагируя. Даже когда Голубава, пару раз подбегала, что-то спросить, она её одаривала таким испепеляющим взглядом, что та сразу забывала о чём хотела поговорить и скрывалась с глаз долой. Девки тоже ехали всю дорогу хмурые и на все расспросы Голубавы, у которой любопытство зашкаливало, отвечали односложно и нехотя. Вскоре Голубава поняв, что там что-то произошло, притом уже после бойни, но так и не поняв, что, отстала от них и поехала на повозке с пленёнными пацанами. Вот в таком мрачном виде и добрался походный отряд до встречающих их Данухи с Воровайкой и Данавы, со всём оставшимся населением. Дануха, как увидела Зорькину морду, не то что спрашивать ничего не стала, а даже по-быстрому спряталась за толпу баб, от греха подальше, но Матёрая её нашла, но только для того, чтоб даже не слезая с Солнышка, забрать с рук Данухи Звёздочку и не проронив ни слова, уехать дальше. Зорька, спрыгнув у своего кута с коня, с психом, чуть не вырвав, откинула входную шкуру и скрылась в шатре и не выходила из него целых два дня. Все эти два дня девки так и ходили, как тени не раскуманенные.
Дануха, закуманенная вместе с девками, весь поход только и делала, что издали следила за чувствами и переживаниями сестёр, а что ей ещё оставалось делать. И в первую очередь, конечно, следила за Зорькой. То, что что-то произошло в самом конце похода, Дануха конечно поняла. Да и как не почувствовать, когда говно в Старшей кипело аж через край плескаясь. Девки по приезду забились в свои шатры, пряча глаза от вековухи, а та, понимая, что рано или поздно всё равно допытается до сути, решила их пока не тормошить. Но тут к ней подошла Голубава, со строем пленных пацанов, которые несли на руках скатанное в рулоны золото аров, сложенные, как чурки.
— Зрав будь Данух, — поздоровалась усталая с дороги баба, — куда это богатство складывать.
— Эт чё? — спросила Дануха, делая вид, что не сообразила.
— Девки золото с аров поснимали и судя по тому, с каким видом они его мне сдавали, у них там чего-то не хорошее из-за него произошло.
— Чё?
— Да не знаю я Данух. Молчали всю дорогу, как воды в рот набрали. Ни у кого ничего не дозналась. Сама видела, какие они приехали.
— Похож перецапалися, — выдвинула предположение вековуха и в этот момент, что-то кольнуло внутри, так, что Дануха даже замерла, ожидая чего-то не хорошего от своего организма.
— Мне тоже так показалось, — высказала в ответ своё Голубава.
— А эт чё за молодцы? — после некоторой паузы, так и не поняв, что с ней произошло, перевела тему разговора Дануха, осматривая чумазых пацанов.
— Так принимай пополнение, Матерь, — усмехнулась Голубава, — Зорька, обоз отбирая, их Славой прибила по самые уши в землю, так они теперь за ней, как утята за уткой бегают. Она, вон чернея ночи, молнии мечет, а им хоть ссы в глаза, всё утренняя роса.