Кровь слепа

— Именно. И ситуация в Марокко не менее сложна, чем ситуация в других восточных странах, окаймляющих юг Европы. Например, Турции. В них всюду идет ожесточенная борьба между религиозным и светским направлениями, борьба, в которой обе стороны прибегают к террористическим методам. Но Марокко все-таки отличается тем, что в нем правит династия Алауитов, ведущая свой род от зятя пророка Мухаммеда. Король Мухаммед Пятый в пятидесятые годы поддерживал борьбу за независимость и был за это выслан из страны. Таким образом, этот монарх пользовался доверием как религиозных, так и политических деятелей, и потому после завоевания независимости парламент поддержал его. Умер он рано, и в тысяча девятьсот шестьдесят первом году власть перешла к его сыну Хасану Второму, человеку очень жесткому, ни в грош не ставившему принципы демократии. Ведущие партийные деятели были изгнаны из страны, возобладали террор, политический сыск, действовала разветвленная система доносительства, но власть, однако, придерживалась светских законов. В тысяча девятьсот девяносто девятом году, с воцарением Мухаммеда Шестого, произошла некоторая либерализация — заговорили о правах человека, избирательных правах для женщин, политическом плюрализме. Фундаменталисты этих реформ не одобряли, но так как система государственной безопасности оказалась расшатанной, у фундаменталистов появился шанс.

— Организоваться для неповиновения.

— Правильно, но они нуждались в помощи извне. Им нужны были деньги, — сказал Якоб. — В период до одиннадцатого сентября ничего существенного не происходило, но как раз в это время налаживались связи и крепла организация, впоследствии получившая широкую известность как Аль-Каеда. Правоверные марокканские мусульмане испокон веков тянулись на Ближний Восток, как считалось, для получения образования. Но начиная с восьмидесятых годов события в Афганистане подлили масла в огонь, усилив идейный радикализм.

В результате к две тысячи первому году в Марокко сосредоточилось большое количество людей, готовых воспринять и разделить идеи Аль-Каеды. На первоначальном этапе существования МИБГ можно было уподобить новоиспеченной фирме, ждущей помощи от более крупной корпорации. Но, желая встретить сочувствие, ты должен иметь нечто привлекательное, некое блюдо, которое ты бы мог, так сказать, поставить на общий стол. Вот почему они и занялись операциями за рубежом. Но случилось это не вдруг, не вот так, — Якоб щелкнул пальцами. — МИБГ потребовались годы, чтобы упрочить свои позиции — наладить маршруты ввоза и вывоза наркотиков, организовать сеть поставщиков, ячейки, члены которых осуществляли наблюдения, выбирали мишени, продумывали акции, способы их осуществления, изготовляли удостоверения личности, фальшивые паспорта и сами бомбы.

Таким образом, желание расположить к себе превратило их в опытных, отпетых террористов. В настоящее время, — продолжал Якоб, — им нет нужды просить Аль-Каеду о денежной помощи. Деньги они получают от наркоторговли, мошеннических операций, взлома банковских кодов и всего того, что сами они считают не преступлениями, а справедливыми и оправданными атаками на западную цивилизацию. Все это они рассматривают как часть джихада. Окрепнув, нарастив мускулы и осмелев, они стали относиться к себе иначе. С успехом меняется сам фокус зрения. Они начали мыслить глобально. Зачем тратить усилия на свержение монарха в каком-то захудалом, богом забытом королевстве, когда возможна революция в мировом масштабе? Вернуть вновь все страны, от Пакистана до Марокко, а может быть и Андалузии, в лоно ислама, подчинить их исламскому закону и происламским правительствам, как это и было тысячу лет назад.

— Это мечта о джихаде, — заметил Фалькон. — Но как это осуществить? Пока что их влияние не так значительно: взрыв Торгового центра, убийства мадридцев и лондонцев, ездивших на работу в электричках, но от этого до воплощения их мечты на практике — путь огромный.

— Это они осознают, — сказал Якоб. — Усама бен Ладен заставил заговорить о них весь мир, дав им ощутить свою силу, лишь после две тысячи первого года по-настоящему формируется их идеология.

— Нет, но ты ответь, каким образом они собираются воплотить свои идеи в жизнь!

— Знаешь, Хавьер, в чем состоит самая серьезная ошибка Запада?

— В чем?

— Вы не верите в реальность угрозы. Вы считаете эти идеи бреднями какой-то кучки фанатиков, вылезших из своих глинобитных хижин и чертящих на песке идиотические планы переустройства мира.

— Я вовсе не склонен недооценивать способности этих людей, — сказал Фалькон. — Но я знаю и о том, что арабский мир не представляет собой сплоченного фронта.