Кровь, слезы и лавры. Исторические миниатюры

Происхождение Нарбонна не было загадкой для общества!

Принцесса Аделаида, тетка Людовика XVI, нечаянно забеременела от наследника-дофина и, чтобы скрыть женский грех, вызвала из Пармы свою подругу Нарбонн, тоже беременную. Нарбонн назвалась матерью ребенка от принцессы. Мальчик вырос под опекой Аделаиды, не умевшей таить материнских чувств, – она сделала его своим пажем. Нарбонн, извещенный о своем происхождении от Бурбонов, скоро превратился в развязного шалопая. Наглость его дошла до того, что, ужиная с актрисами, он требовал привозить ему посуду прямо из дворцов Версаля.

Под стать Нарбонну был и молодой аббат Талейран, будущий сподвижник Наполеона, не забывший в своих мемуарах отметить: “У графа Нарбонна ум такого рода, который стремится произвести лишь внешнее впечатление… его вежливость лишена оттенков, его веселость часто оскорбительна для хорошего вкуса”. Пусть даже так, но Талейрану в ту пору было еще далеко до высот власти, а Нарбонн уж в 1791 году стал военным министром, готовый служить одинаково и королям и революции. Но его подвела семейная история… Он устроил побег в Италию своей настоящей матери – принцессы Аделаиды вместе с мнимой матерью – герцогиней Нарбонн, после чего бежал и сам. Сначала скрывался в Англии, потом нашел приют на швейцар­ской границе – в замке Коппе у своей подруги Жермены де Сталь.

Но вот над Францией воссияла звезда Бонапарта, тогда еще первого консула, и Нарбонн поспешил на родину, ибо консул испытывал слабость к аристократии. Однако будущий император не заметил возвращения бывшего министра. Нарбонн бедствовал в Париже, снимая две маленькие комнатенки в убогой мансарде. Талейран был уже наверху могущества, но мало ценил таланты Нарбонна, клянчившего у него служебного места:

– Согласен быть секретарем посольства хоть в Женеве, я готов занять даже кресло супрефекта в провинции.

– Помилуйте, граф! – отвечал Талейран. – Как же я человека с такими блистательными дарованиями, каковы ваши, осмелюсь унизить столь незначительным положением…

Бедствуя в мансарде, Нарбонн довольствовался услугами одного лакея, бывшего солдата, который вместе с молодым Бонапартом участвовал в Египетском походе. При учреждении ордена Почетного легиона лакей сделался кавалером этого ордена, и тогда Нарбонн заявил ему:

– Слушай, приятель! Теперь, как шевалье, садись в мое кресло, а я, как лакей, стану подносить тебе тарелки…

Наполеон, узнав об этом случае, воскликнул:

– Вот! Сразу видно благородного аристократа… Мю-рат, – спросил он своего зятя, – ты разве способен на такое?

– Никогда! – отвечал бывший конюх…

Наполеон вызвал Нарбонна к армии, поздравив его с чином дивизионного генерала. Нарбонн, подавая рапорт императору, не стал совать его в руки Наполеона, как это делали мужланы. Он положил его в шляпу и протянул вместе со шляпой.

– Зачем это? – удивился Наполеон.

– Но так было принято при дворе Версаля, где донесения венценосцам подавали непременно в шляпе, – объяснил Нарбонн, и с этого времени его карьера полетела на крыльях.

Графа назначили послом в Баварию, но он скучал в Мюнхене, мечтая парить повыше. Наполеон прочил Нарбонна в церемониймейстеры двора своей юной жены. Федор Головкин, хорошо знавший Нарбонна, писал, что это назначение не состоялось, ибо придворные дамы не желали иметь при себе ментора, который стал бы дрессировать их в соблюдении тонкостей версальского этикета. Тогда Наполеон сделал Нарбонна своим генерал-адъютантом – “для поддержания забытых старинных традиций”.

Сейчас Нарбонн уже поспешал в Вильну, а Наполеон ехал в Дрезден, при этом император говорил маркизу Арману Коленкуру, что обласкал Нарбонна умышленно:

– Когда мне кто-либо нужен, я не бываю слишком щепетилен…

Весна 1812 года выдалась запоздалой, в конце апреля вилен­ские сады еще не покрылись листвою. Барклай-де-Толли был главнокомандующим русской армией, при нем в Вильне состоял штаб, усиленно работавший перед нашествием неприятеля. Император Александр I со свитою разместился в комнатах вилен­ского замка. Была глухая ночь, когда по черной лестнице, ведущей со двора замка, к императору поднялся Яков Иванович де Санглен – личный шпион Александра, назначенный “директором военной полиции” всей российской армии.

– Что нового? Где армия Бонапарта?

– Армия подтягивает тылы из Германии, она уже втянулась в пределы польские и скоро будет здесь – на Немане. А сам император вдыхает фимиам безудержной лести в Дрездене.

– Мюрат с ним?

– Он выступит с кавалерией из Гамбурга.

– А что Нарбонн? – спросил царь.

– Приближается, – отвечал де Санглен. – Я нарочно перекрыл главные дороги на Вильну, оставив для проезда Нарбонна лишь непролазные проселки, чтобы он не мог видеть расположение наших резервов и количество артиллерийских парков…

Яков Иванович позже вспоминал: “По приезде Нарбонна в Вильну приказано мне было государем иметь за ним бдительный надзор. Я поручил дать ему кучеров и лакеев из служащих в полиции офицеров”, знавших немецкий, французский и польский языки… Русская разведка работала тогда превосходно!