Кровь сталкера

– Я этого Каца с первых лет службы знаю. Он у нас раньше работал. Уникальный фотомастер. У него дома архив уникальный. А в лаборатории вообще чудеса творил. Но когда компьютерные технологии появились, Михаил Сергеевич сам заявление об уходе подал. Купил домик в Подмосковье, каждое утро делает зарядку, холодной водой обливается, ведет, как говорится, здоровый образ жизни и надеется дожить до ста лет. Теперь ему лет восемьдесят, но держится молодцом. И наши, знаю, время от времени к нему обращались. Платили неплохо, но в последнее время Кац не хочет никому ничего делать. Говорит, всех денег не заработаешь, а здоровья и времени не купишь. Он себе задачу поставил – систематизировать архив. Родственников у него близких нет, помочь некому. Я предлагал прислать ему в помощь кого-то из молодых, но он наотрез отказался. Не доверяет. Я думаю, что и не пускает он к себе никого, потому что боится, что какие-нибудь уникальные пленки у него выкрасть могут. Хотя систему сигнализации себе на окна и дверь новейшую поставил, а мне признался, что, когда уходит куда, да и на ночь тоже, собаку свою выпускает и капканы по всей квартире и по двору выставляет.

– А мы сейчас в эти капканы не попадемся? – спросил Слепой, не скрывая иронии.

– Со мной не попадемся, – кивнул Потапчук.

Свернув с шоссе на проселочную дорогу, водитель наконец затормозил у вторых по улице ворот с видеонаблюдением. Забор был не очень высокий, но по всему периметру была натянута колючая проволока, и, было похоже, по ней даже был пропущен ток.

На их звонок Кац отозвался сразу. Он, очевидно, разглядел на экране не только Потапчука, но и его спутника, потому что, поздоровавшись, строго спросил:

– Кто это с вами, Федор Филиппович? Вас впущу, его нет.

– Михал Сергеич, – сказал Потапчук как можно спокойнее. – Этот человек со мной. Дело государственной важности.

– У вас все дела государственной важности! – проворчал Кац. – И не рассчитывайте, что я что-то буду для вас делать. У меня нет ни секунды времени.

– Михал Сергеич, я вас очень прошу, помогите. Без вас нам никто не поможет, – проговорил Потапчук и, тяжело вздохнув, добавил: – Вы же последний из могикан.

Слепой знал, что опытные фотографы, тем более такого уровня, как этот Кац, отличные физиономисты. Поэтому ничего не говорил, а просто смотрел в камеру, чтобы хозяин мог его хорошо рассмотреть.

– Ну, вроде как этот твой товарищ выглядит честным человеком, – наконец заключил Кац, но предупредил: – О деле своем вы мне расскажете, а я прикину, кто вам сможет помочь. Сам не возьмусь, сразу предупреждаю. И не просите.

Генерал Потапчук только сказал:

– Понял.

– Ну, понял так понял, – удовлетворенно заметил Кац и добавил: – Входите.

Как только Потапчук и Слепой оказались во дворе, откуда-то слева раздался заливистый собачий лай. В затянутом сеткой вольере бегала, нарезая круги, здоровенная овчарка.

– Цыц, Маруся! Свои! – резко цыкнул на нее старичок Кац и тут же повис и подтянулся пару раз на перекладине.

Кроме перекладины, во дворе стояли детские качели, железная горизонтальная лестница-сетка, по которой так любят лазить дети, и даже барабан, на котором дети бегают. Было похоже, что старичок перевез к себе детскую площадку из какого-то московского двора. Не хватало разве что песочницы. Потапчук и Слепой только выразительно переглянулись.

Отперев железную дверь в дом, Кац опять повис на прибитой между стенами в коридоре перекладине, затем побоксировал свисающую с потолка боксерскую грушу и только потом зажег свет и пригласил войти.

– Советую вам тоже каждому сделать по паре ударов, – предложил Кац и опустился на четвереньки.

Чтобы пройти дальше, нужно было пролезть под вбитыми в пол железными полукружьями. Встав за ними с пола, Кац заметил:

– Я только так спортивную форму и здоровье поддерживаю. Движенье – жизнь, – добавил он и, очевидно посчитав, что Потапчук недостаточно полно представил его новому человеку, поспешил повысить свой рейтинг: – Я, знаете ли, так много пережил, так много повидал, что, если бы не спорт, давно бы протянул ноги. Ведь в общем-то фотография требует усидчивости. Или в кустах сидишь в ожидании нужного кадра, или в лаборатории. Теперь вот в архиве…

– А мне всегда казалось, что репортера ноги кормят, – заметил Слепой.

– О молодой человек! Ноги кормят только неопытных. Настоящий репортер просчитывает все возможные кадры заранее, а если он их не получает, то потом доделывает в лаборатории. Да что говорить, ведь французский физик Жозеф Ньепс, который сделал в 1826 году первую фотографию, провел съемку из окна собственного дома. А первая фотография живого человека была сделана лишь в 1838 году.