Кровь страсти – какой ты группы?

До очередной электрички в город было еще полчаса, и Николай не спеша шагал тропинкой вдоль реки. Еще издали он увидел, как возле моста два мужика из правления копошатся возле насосной станции. «На зиму снимают. Не рановато?» Один рабочий, оседлав трубу, без лишней суеты откручивал с фланца большую гайку. Сделав пол оборота, он оглядывал результат своих трудов и сопровождал его комментарием на произвольную тему. Второй сидел на пеньке напротив и молча кивал. Между коллегами стоял на попа деревянный ящик, на нем две бутылки (одна початая), два стакана, легкая, не отягощающая желудок закуска – лук, помидоры, хлеб. Согласившись с доводами первого, второй взял бутылку и махом разлил водку – судя по уровню в обоих стаканах – грамм в грамм. Дневное задание, судя по всему, работников не поджимало. Впереди зима, и вода теперь вряд ли кому скоро понадобится. Погода и пейзаж, как на заказ. Тихо, тепло. По реке плывут желтые и красные листья, в небе белые облачка. Зеленого цвета осталось мало, а синего и голубого еще навалом. А вот в осенней паутинке, своим сверканием радующей глаз, как в самой осени, сразу сходятся и жизнь, и смерть. И этот проблеск вдруг наполняет жизнь таким пронзительным смыслом, какой не ощутишь больше ни в чем и от которого тут же хочется выпить.

– Дядь Коль, присоединяйся! – махнул рукой разливальщик по имени Федор, а по прозвищу Наливайко. Он жил в первом доме на той же улице, что и Николай. Говорливый напарник его был новенький в обществе, пока что для Николая безымянный. Наливайко достал из сумки с инструментом еще один стакан, потер его для чистоты изнутри и снаружи шершавым коричневым пальцем, дунул в него, посмотрел на свет, остался доволен.

– Спасибо, Федя. В другой раз. На электричку спешу, – сказал Николай. – За пенсией еду.

– Да успеешь получить. Куда она денется, твоя пенсия? Я вот к ней пока и не спешу. Сама придет. Гриша, подвинься. Дай место заслуженному пенсионеру. Дядь Коль, падай! – Федор похлопал ладонью по трубе.

– Неловко как-то вхолостую садиться, – крякнул Николай, подумав: «А и в самом деле, куда она денется? Теперь уж до гроба со мной. Как Клавдия». – Смотаюсь в ларек.

– Мани есть? – с недоверием спросил Наливайко.

– Кто?

– Мани. Деньги.

– Хватит.

– Интересный ты мужик, дядь Коль. Деньги есть, а ты за пенсией едешь. Прям олигарх!

– Скажешь! – «Олигарх» чуть не бегом припустил к ларьку, на полке которого его поджидала с утра давно лелеемая им бутылка дорогущего «Каинского купца». Ну да в кои веки на трудовые гроши испробовать классику! Хватило и на три пирожка с капустой.

– О, дядь Коль, ты с «Купцом»! Точно, олигарх. А я уж и вкус забыл. На-пол-ня-ем! Ты глянь, совсем иной звук. Чистый. Гуль-гуль-гуль. Ну, голуба, содвинем бокалы и, как говорит Викентий, запечатлеем!

Запечатлели. По трем светлым взорам было видно, что каинский купец был еще тот.

– Не паленая, – констатировал Федор.

– Что ты! «Каинский купец», что ты!

– Закусывай, дядь Коль, в сумке еще есть.

– Да, вот пирожки с капустой. Налетай.

Говорливый Гриша с заметно возросшим воодушевлением продолжил рассказ о поразившем его жизненном явлении, связанном с бабами. После очередного запечатления Федор с Николаем рассказали Григорию о том, как они еще в советские времена ездили от работы в санаторий поправлять пошатнувшееся здоровье. А сейчас вроде как и санатории остались, и здоровье накренилось, как Пизанская башня, а они ездить совсем перестали. «Кто ж тогда ездит?» – пару минут собеседники не могли разрешить этот риторический вопрос, после чего, опять же в связи с санаториями, обсудили проблему похудания, которая так волнует нынче дам.

– Да, ты вспомни, – призывал Николая Федор, – должен еще помнить, зачем бабы ездили в санаторий?

– Нашел чего спрашивать, зачем? – зашелся Гриша в смехе. – Затем!

Федор мазнул на него рукой.

– Ездили, чтоб поправиться! А сейчас? Чтоб похудеть! – голос Наливайко звенел и дрожал, словно он эту новость озвучивал с очень высокой трибуны партийного съезда. – Всё наоборот! Вся жизнь нынче наоборот!

– Самое удивительное, – сказал Федор, – что за это они еще платят деньги. Не за то, что едят, а за то, что не едят! Не им, а они!

Последующие темы, которые удержало сознание, были две – о прыжках с парашютом и о каком-то референдуме, который кто-то то ли хотел провести, то ли не хотел. Прочие предметы увяли сами собой, не успев расцвести.

Время за разговорами пролетело незаметно. Мягким вечером разошлись мягкими ногами по домам, вполне довольные прожитым днем. Что делали дальше Федор и Гриша, это их дело, а вот Николай зашел в дом с улыбкой и со словами:

– Если боишься прыгать с парашютом, прыгай без парашюта.

– А вот и наш парашютист! – встретила супруга Клавдия, вопреки ожиданиям Елены не строго, а тоже с улыбкой. – Напрыгался? Лена, это дядька твой. Дядька Коля. А чего безо всего? Торт купил?

Николай, подняв брови, развел руками.

– Не ездил. Пригласили… на свадьбу. По пути. Посидел с молодыми.

– И кто на ком женился?

– Да этот, как его… возле ларька дом наискосок…

– Возле ларька… Ясно! Садись ужинать. Остыло давно всё.