Кровь страсти – какой ты группы?

Вторая защита тоже проходит успешно, и радость, которую предлагала разделить Анна Ивановна, не просто делится, а суммируется – и банкетный зал наполняется шумом, выкриками и смехом. Живчик удовлетворенно глядит на собравшихся в щелку двери.

***

Первый тост, как водится, всеохватен: за Анастасию Анненкову, ее успех, ее труд, ее вклад, за состоявшегося ученого, за блестящие перспективы. То же самое – за второго диссертанта. (Далее мы не будем упоминать о нем, за ненадобностью. Главное от него – половина расходов на банкет, и дальнейшее – молчание).

Второй тост – за научного руководителя Толоконникова, вложившего в Настю всю душу, а также за внимание и терпение членов Ученого совета.

Третий – за здоровье и успехи оппонентов.

Четвертый – за коллектив Черноярской ИПС и зоотехника совхоза «Принежский».

Пятый – за помощь и поддержку коллег, за дружный коллектив кафедры частной зоотехнии СХИ, опять-таки под руководством, и прочее, и прочее.

Шестой – за мать диссертанта Анну Ивановну Анненкову, за друзей и всех, кто прямо или косвенно способствовал успеху.

Седьмой – не менее грандиозный, чем первый: за науку ученых, за ученых науки, за их симбиоз, за свет учения и за биологию – царицу наук.

Далее пили уже без разбору, поскольку тосты, не успев сформироваться, безнадежно отставали от пьющих. Практикой выверено: система тостов обычно выдерживает два-три тоста, редко – пять, а уж семь – возможны только в атмосфере парения духа. И если выпивку предваряли речи, закуска шла молча и сосредоточенно. Обрети закуска дар речи – хотя бы те же говяжьи языки – она выразила бы присутствующим громадное чувство благодарности за внимание к ней. Хорошая закуска – это всегда большое взаимное чувство и разделенная любовь.

– Григорий Федорович. Что-то я не вижу Анны Петровны, где она? – спросила после пятого тоста Настя.

– Она не ходит на банкеты! – отмахнулся тот. – Так вот, тогда на защите…

К восьми часам вечера для доставки участников банкета по домам подали автотранспорт: персонам, шедшим по первому, второму, третьему и четвертому тосту, предоставили четыре институтские «Волги», а участников пятого и шестого тостов демократически загрузили в институтский автобус «ЛИАЗ».

Возбужденная и счастливая Анна Ивановна Анненкова укатила с дочерью, а задумчивый Толоконников не спеша шагал домой, где его выглядывала из-за занавески, уложившая внуков, строгая Наталья Васильевна.

И в зале заседаний, в банкетном зале, в «Сезаме», после того, как было все убрано и вымыто, как были закрыты окна и выключен свет, стало тихо и спокойно, лишь слышался легкий шелест ржи на картине Шишкина, в которой посапывала во сне спрятавшаяся от всех биология, царица наук, почетная участница седьмого тоста. Ей снились песни и пляски ее подданных, и хохмы, которые они тут отчебучивали без перерыва столько часов.

***

(Отрывок из романа «Сердце бройлера»)

Мир, который проявил Свифт

Честное слово, это так хорошо сказано, словно я сам это сказал!

Джонатан Свифт

1. Автор единственного романа

Автор единственного романа «Путешествия в некоторые удаленные страны мира в четырех частях: сочинение Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а затем капитана нескольких кораблей» (1716—1726) (англ. Travels into Several Remote Nations of the World, in Four Parts. By Lemuel Gulliver, First a Surgeon, and then a Captain of several Ships) Джонатан Свифт (1667—1745), настоятель (декан) дублинского собора Св. Патрика, в последние годы жизни был признан сумасшедшим.

Несмотря на это писатель весьма разумно распорядился своим состоянием. Он завещал его дому умалишенных, тем самым определив место и главному своему богатству – роману о Гулливере.

Человечество и по сей день безмерно благодарно декану за самую правдивую историю о нем. «Путешествия Гулливера» стали второй «Одиссеей», написанной не иначе как вещей Кассандрой мировой литературы. Это уникальное произведение, не претендующее ни на место своего рождения, ни на время, – роман для всех стран и на все времена.

Созданный осмеять деяния конкретных лиц английской и ирландской истории эпохи Просвещения, нравы и обычаи той поры, он стал зеркалом, в котором с каждым годом человечество все отчетливее видит свои уродливые черты.

О «Путешествиях Гулливера» специалистами написаны сотни томов. С момента появления книги на свет к каким только формам не относили его: от просто «нового» романа (novel) до нравственно-политической сатиры.

Из современных характеристик стоит выделить две: это одно из первых фантастических произведений в мировой литературе (сродни «Одиссее» Гомера и «Гаргантюа и Пантагрюэлю» Франсуа Рабле) и один из первых романов-предупреждений (их называют еще антиутопиями).

Об этом иногда пишут с осторожностью, хотя и ставят «Гулливера» в один ряд с романами Федора Достоевского «Бесы», Евгения Замятина «Мы», Джорджа Оруэлла «1984» и т.д.