Месяцы становились годами, Лейли хранила целомудрие, но все чаще задумывалась о своем решении. Все ее подруги вышли замуж и родили детей. Одна она не знала, что такое тяжесть мужского тела или своего ребенка на руках. Разве она не заслуживала той жизни, что и у других? Неужели она, гордость своего племени, должна предлагать себя собственному мужу и надеяться, что однажды ее любовь расцветет так же пышно, как и его?
Через несколько дней на базаре она услышала новые стихи о любви Меджнуна к Лейли из уст старика.
Мои ступни приветствуют боль,Ведь она напоминает мне о любимой.Я бы шагал по терновому полю Лейли,А не по чужим розовым цветникам.Лейли с трудом вздохнула. «А где он?» — спросила она старика, зная, что Меджнун где-то рядом.
«Он вернулся, — сказал старик, — и не ищет никого, кроме тебя».
«А я его, — ответила она. — Скажи ему, пусть встречает меня вечером в пальмовой роще». Ей ведь тоже надо было проверить, осталась ли ее любовь чистой и крепкой.
Лейли сказала мужу, что идет в шатер матери выпить с ней чаю. Завернувшись в покрывало, она добралась до пальмовой рощи после заката. Меджнун сидел в пятне лунного света, облаченный лишь в набедренную повязку. Он выглядел выше и тоньше, потому что исхудал; она видела все ребра на его боках. Теперь он казался диким зверем, нагим перед Богом и небесами.
«Наконец-то, любимая!» — вскричал он.
«Наконец!» — эхом отозвалась она. Она не видела его больше лет, чем могла сосчитать.
«Моя Лейли! Твои локоны черны как ночь; твои глаза темны и прекрасны, как у газели. Я буду любить тебя вечно».
«А я тебя, жизнь моя!» Она села за границей лунного круга, омывавшего его.
«Однако сейчас я должен спросить свою любовь, — добавил Меджнун, и глаза его были полны печали. — Почему ты предала меня?»
«О чем ты?» — спросила она, отпрянув в изумлении.
«У тебя есть муж! — сказал он, дрожа: ночной воздух становился прохладнее. — Почему я должен верить, что ты все еще любишь меня?»
«Он мне муж только по названию, — отвечала она. — Все эти годы я много раз могла отдать ему себя, однако моя крепость осталась невзятой».
«Для меня», — сказал он, и радость была в его глазах.
«Для тебя, — отвечала она. — Ибо что он в сравнении с тобой?»