Кровь цветов

Именно это я в нем и любила. Во тьме он был зверем, а с ним и я позволяла себе стать тем же. Дома, с Гордийе, я должна была быть покорной и стараться работать хорошо; с Гостахамом быть понятливой ученицей; с матушкой выказывать уважение; с посетителями быть благонравной дочерью. Только с ним я узнавала правду своей плоти. У меня ушло много времени, чтобы понять это, и теми ночами, когда его не было, я жаждала этого.

Потрясенная, я откашлялась.

— Ты краснеешь, — улыбнулась Нахид. — Да ты, я думаю, еще свежа и девственница.

— Думаешь, тебе понравилось бы больше, будь на его месте Искандар? — спросила я.

— Конечно, — ответила она. — Когда я вижу его без одежды, тоскую по моему возлюбленному. Его ладони на моем теле грубы, словно кошачьи когти. Даже борода его обдирает мое лицо. Я хочу его сбросить, но я должна лежать и ждать, покуда он кончит.

— Как ему это может нравиться? — едва не выдала я себя снова.

Я стеснялась, когда впервые легла с ним, но никогда не брезговала им в той мере, как описывала Нахид. Единственный раз, когда мне не удалось порадовать его, он наказал меня на недели. А ей что он за это делает?

Нахид глядела на меня со странным выражением, и утолки ее рта опускались.

— А ему, в общем, все равно. Будто он просто исполняет обязанности мужа.

Неужели возможно, чтобы он шел с ней в постель, потому что так надо, а берег себя для меня? Я боялась в это поверить.

— А если ты его похвалишь?

— Я говорю ему, что он свиреп, как сокол, и силен, как лев. Подслащиваю все время, но это ничего не значит.

Я знала, Ферейдун не любит пустых слов. Ей придется выдумать что-то получше.

— Но ты же не веришь, когда говоришь это?

— Нет.

— Может, со временем ты научишься любить это.

— Сомневаюсь, — отвечала она. — Но я смогла бы с ним жить, если бы не потеря единственной вещи, которую я ценила.

— Искандара?

— И его… и его писем. Но до свадьбы мы с ним решили, что продолжать будет слишком опасно.

— Вы были правы, — заметила я. — Но, Нахид, теперь ты замужем навсегда, и не думаешь ли ты, что можешь попытаться все же полюбить своего мужа?

Я едва могла поверить, что произнесла эти слова. Я разрывалась между желанием видеть подругу счастливой и оставить ее мужа — и моего тоже — себе.

— Никогда, — сказала она.

— Но тогда как же ты будешь жить? — мягко спросила я.

— Не знаю.

Она могла вот-вот заплакать. Но, вместо того чтобы разрыдаться у меня на руках, как она делала до замужества, Нахид быстро овладела собой, хотя я видела, как больно ей сдерживать себя.

— Нахид-джоон!.. — я сочувствовала ей.

— Я не могу здесь раскрываться, — шепнула она и только сейчас стиснула зубы до скрежета, чтобы не дать выступить слезам.

Губы оттопырились, и глубокие складки прорезались вокруг рта. Когда она убила свое рыдание, то стала такой же красавицей, как всегда, но ужасно было видеть горе в ее глазах.

Уходя, я вспоминала с муками вины радужные нити, спрятанные на моей шее под платьем. Заклинательница была права: ее любовь это связало. Я должна была сорвать нитки с шеи, но не смогла бы вынести потерю Ферейдуна.

Через день после встречи с Нахид Ферейдун снова прислал за мной. Когда я сидела в маленькой комнате и представляла, как мы с Ферейдуном вновь будем вместе, меня трясло от удовольствия. В то время как все тело Нахид отвергало его, мое при мысли о нем открывалось целиком, до последней поры. Как это было непохоже на то, когда я впервые легла под него! Тогда я была рабыней, а он господином. Теперь и он иногда становился моим рабом. Я ждала его в этот вечер, сознавая, куда мы вдвоем двинемся, однако с чудесной неопределенностью в том, как мы доберемся туда. Ферейдун, я знала, никогда не прокладывал борозду одинаково.

Когда он приехал, с ним был огромный узел, суливший мне наслаждения небес. Отослав прислугу, Ферейдун попросил меня раздеться. Я делала это медленно, в полумраке, а он сидел на подушке скрестив ноги, узел лежал рядом. Начала я стесняясь, но когда добралась до белья, то уже наслаждалась его взглядом.

Когда я осталась нагой, он встал и поднял меня на руки, медленно кружась по комнате. Голова моя плыла, длинные волосы вились в воздухе и скользили по телу. Приблизившись к постели, он опустил меня на нее и велел закрыть глаза. Я лежала так, разгоряченная и ожидающая. Мне было слышно, как он развязывает узел, затем он тихо встал надо мной. Мгновение спустя я ощутила постукивание по животу, словно шел нежнейший из дождей. Улыбнувшись, я выгнула спину. Он наклонился надо мной, зачерпнул еще пригоршню из узла, и касания продолжились. Так же стоя надо мной, он потер ладони, и аромат роз наполнил комнату. Я открыла глаза: все мое тело было покрыто лепестками роз. Одни были бледно-розовыми, другие ярко-алыми, третьи винно-багровыми: многокрасочный ковер цветов. Я дотянулась до его талии и повлекла его к себе.

— Хочу твои финики в моем молоке… — сказала я, цитируя стихи, услышанные в хаммаме.